Я жил в провинции...(СИ)

Герой моей повестушки "Служба" принимает решение остаться в армии офицером. Я же, наоборот, понял: СА не то место, где мне комфортно. Это не мешало, однако, быть патриотом и презирать парней, которые увильнули от службы в армии.

На таком эмоциональном фоне и пришло письмо от приятеля с вложенной в конверт полосой "Индустриального Запорожья" за 27 октября 1971 года. На четвертой, самой читаемой газетной странице, была большая статья, посвященная деятельности "Романтиков", в числе героев статьи нашел знакомых - Виталия Челышева и Лешу Цветкова. Содержание публикации, озаглавленной "Интеллектуалы" без фундамента", без преувеличения ошарашило. Речь шла о том, что в кафе "Романтики" некоторые молодые люди читают свои стихи. Дело обычное. Только стихи, пропагандируемые там, подчас довольно странные, а нередко и с нехорошим душком. Бывал в кафе и 18-летний начинающий запорожский литератор Саша Гранкин, работник областного архива. Парень выделялся эпатажным поведением, уверенностью в своей поэтической одаренности. Сколотил группу парней и девушек, провозгласив их борцами против кретинизма и мещанства. Для принятия в группу нужно было пройти тест на уровень интеллекта, ответив на ряд вопросов. При этом была установлена такая градация: интеллектуальный уровень дворника, уровень кочегара, уровень продавца, уровень младшего научного сотрудника.

Еще Гранкин написал "программное произведение" "Замки", где намекал на отсутствие свободы в нашем обществе. Лил воду, как говорили тогда, на мельницу буржуазной пропаганды. Вместо того чтоб искать темы для своего творчества в советской действительности, читал с упоением произведения западных писателей, таких как Камю. Увлечение Альбером Камю авторами статьи трактовалось как позерство, и даже мещанство. Парень также часами слушал передачи радиостанций "Голос Америки", "Би-би-си", "Свобода" и, "отравленный мутными волнами эфира", разглагольствовал публично о преимуществах западного образа жизни. Мечтая "выделиться из толпы", попал в окружение таких же самоуверенных гениев. Плохое влияние на него оказали недоучившиеся студенты Виталий Челышев, сотрудник многотиражки "Комунаровець", и студент первого курса МГУ Виктор Цветков, "которых томила жажда обрести "благодарную аудиторию" в кафе "Романтики". Экзальтированные девицы и некоторые юные зеваки восхищенно слушали унылые стихи Челышева и тоскливые песни Цветкова о неприкаянности лирического героя, который никак не найдет своего места в жизни. Упоминались, в частности, стихотворение Цветкова "Красный трактор", якобы подминающий под себя всех талантливых поэтов, и "пошлый пасквиль" Челышева "Повесть о купце Правдине", в котором события переносились из старины в наше время, и утверждалось, что правды нет.

Статья была написана грамотно, с пониманием молодежных проблем, с претензией на определенный литературный анализ. Доброжелательно журила выбравших не те ориентиры мальчишек, возомнивших себя писателями, на самом деле погрязших в упадничестве, подражании декадансу.

Меня, насквозь "советского", публикация, что называется, проняла. В перерывах между чтением пессимистических стишков и выпивкой, в кафе велись разговоры, которые было принято называть антисоветскими. Этого я тоже стерпеть не мог. Возмущенный позицией Цветкова и Челышева, хотел даже написать им что-то вроде такого: "На гражданке ныть и критиковать легко. Идите в армию, послужите, узнайте, каково это - быть защитником Родины. И после этого критикуйте, интеллигенты вшивые. Я, мол, тоже считал себя выше темных трудяг, и только здесь узнал, чего стою на самом деле". Не написал. То ли свободного получаса не выкроил, то ли нужных адресов не нашел, то ли злость ушла.

Газету спрятал в танковом бардачке, куда никто кроме меня никогда не заглядывал. И неоднократно перечитывал, дискутируя сам с собой, находя новые аргументы в поддержку авторов. "Александр Гранкин... глубоко осознал, что шел по ложному и потому опасному пути, явно заблудился, и теперь, когда по возрасту ему пришла пора служить в армии, он идет туда с желанием изменить себя", - такими словами "Интеллектуалы" без фундамента" заканчивались. Позиция поумневшего Гранкина меня устраивала. Откуда было мне знать, что спустя недолгое время после статьи в "Индустриалке" этот неординарный мальчишка в знак протеста добровольно уйдет из жизни?

О французском писателе Камю я в свои 21 слышал, но книг его не читал, об экзистенциализме понятия не имел. Так же как не понимал многих других вещей. Того, например, что подобные статейки для упомянутых в них людей, были, без преувеличения, страшней пистолета. Небанальные разговоры на темы "политики", согласно тогдашним пропагандистским штампам, считались антисоветскими, осмысленные стихи - упадническими, небезразличные к непошлой поэзии девушки - экзальтированными. Судьбы тысяч и тысяч попавших под пресс советской идеологии были надломлены, изуродованы, - тут уж как кому повезло.