Читаем Я жил в провинции...(СИ) полностью

Заняли меня ерундой: закрепив за отделом школ, давали вычитывать материалы, использовали в качестве курьера. Времени свободного было много: я сдавал кровь за деньги, разгружал вагоны с тарой на пивзаводе, пил на заработанное вино и пиво с дружками, ходил в "Романтики". Дома, уединившись в маленькой своей комнате, в соответствии с рекомендованным Гришей Гайсинским списком читал книги и учил на память стихи. Отношения с родителями оставались натянутыми, что меня, в общем, устраивало - они не лезли в мои дела, я не озабочивался их болями. В мае из военкомата пришла повестка, призывался я в танковые войска. Гайсинскому, прощаясь с "Романтиками", сказал, что буду в армии писать книгу. Я тогда думал, более легкого занятия не существует, а жизненного опыта у меня - на толстый роман. Гриша ответил серьезно: "Пиши, дело нужное". Провожали меня три-четыре приятеля и родители. Отец обнял, сказав несколько важных слов. Мама молчала и была подчеркнуто холодна. Что творилось внутри неё, я, бестолочь, не догадывался.

Армия в Союзе формировалась по экстерриториальному принципу, служили порой очень далеко от родного дома. Я попал в ЗакВО - Закавказский военный округ. Полгода учился на механика-водителя средних танков в учебном подразделении на окраине Тбилиси, полтора года отдал линейной части в азербайджанском Кировабаде. В казармах звучала грузинская, молдавская, армянская, азербайджанская, русская, украинская речь. "Коктейль" из призывников разных республик, - один из факторов, прочно цементировавших дружбу народов, реальное, на мой взгляд, достижение советского строя.

Мне, романтичному, не знавшему жизни городскому мальчишке, армия дала колоссальный разносторонний опыт, оценил который в полной мере, конечно же, значительно позже. А тогда, особенно поначалу, служба давалась тяжело физически и - в большей мере - морально. Первое, что напрягало не только меня, - режим и строгая дисциплина. Подъем в шесть утра, зарядка, учебные занятия, строевая подготовка на раскаленном от солнца плацу, отбой в десять вечера, минимум свободного времени - на гражданке никто из нас так не жил. Недосыпания, большие физические нагрузки (одни кроссы на 5-6 км в противогазах чего стоили), частые наряды (кухня, караульная служба, стояние дневальным "на тумбочке") выматывали непривычные к армейскому ритму юные организмы. У некоторых по телу пошли "долгоиграющие" гниющие язвочки - так, якобы, проявлялась резкая смена климата. Меня телесные болячки не тронули, физические нагрузки особо не изнуряли, зато психологическая ломка была сильнейшая - слишком разительно новая жизнь, уставная и ограниченная, отличалась от безалаберной прежней. Главный армейский принцип - приказы не обсуждаются - входил в сознание тяжело. Беспрекословное подчинение командирам воспринималось как унижение. Офицеры казались все солдафонами, сержанты - служаками, сослуживцы-ровесники - недалекими. Вместе с тем быстро понял: в конкретной жизненной ситуации иной необразованный сельский парень во стократ полезней меня. Что толку от прочитанных на диване книг, если не владеешь лопатой или электросваркой?

Был, однако, и положительный, вдохновляющий меня фактор - ощущение причастности к общему и важному делу, именуемому защитой Отечества. Когда наша учебная рота шла строевым шагом по плацу, выдавая в сто двадцать глоток чуть переделанную песню из знаменитого фильма "Неуловимые мстители":

"Если снова над миром грянет гром,

Небо вспыхнет огнем,

Вы танкистам шепните -

Мы на помощь придем",

я наполнялся гордостью оттого, что являюсь одним из тех, кто сможет защитить страну. Мы ведь все поголовно любили свою советскую родину и готовы были не понарошку за неё умереть.

Новые впечатления, важные для себя открытия нужно было разделить с кем-то и сохранить. И я писал ночами, в ущерб и без того короткому сну, пространные письма, - друзьям, брату, родителям. Каждому полагалась своя порция информации, не все сообщаемое, например другу, можно было доверить родителям. Понадобилось уехать за тысячи километров от Запорожья, пережить нелегкий внутренний сдвиг, чтобы понять, что значат для меня мама, отец. Только в письмах из армии по-настоящему открылся родителям и их открыл для себя. Приходившие из дома полные любви и советов письма перечитывал и хранил, забыв, что еще недавно воспринимал подобные разговоры как нудные поучения, вообще избегал серьезных бесед с "предками". В поздравительной открытке к 8 Марта написал маме такие слова:

"Цветы, магазины, все в этот день,

Все - тебя ради.

И лишь моя исхудалая тень

Где-то в Кировабаде.

Что пожелать? Желаю много,

А что, выбирай сама.

У твоего порога

Все мои закрома".

Прочитав их, мама расплакалась и простила своего непутевого сына окончательно. Особенно растрогала маму "исхудалая тень", об этом она мне сама рассказывала.

Служба в армии во многом изменила меня. Научила сдержанности, взвешенности в принятии серьезных решений. Приучила к самоанализу, к мысли, что поступки других важно тоже понимать и анализировать. Проще говоря, юноша повзрослел. Процитирую себя раннего:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное