Я жил в провинции...(СИ)

2009 год. В баре Дома печати под водку общаюсь с уважаемым мною пенсионером, автором нескольких умных книг. "О тебе ходят плохие разговоры", - говорит он. И, встретив недоуменный мой взгляд, расшифровывает: "О твоем еврействе".

Не буду множить примеры, важна тенденция: люди образованные, "инженеры человеческих душ", наверняка мнящие себя интеллигентами, часто оказываются примитивно мыслящими антисемитами. Что уж говорить о "простых людях", коих, разумеется, большинство. Всегда хочется заглянуть в черепную коробку такого "интеллигента". Что там? Какие прочитанные книги? Какие разговоры велись дома его родителями? С каких друзей "делалась" жизнь? Есть такая расхожая шуточка: хороший человек, но еврей. Тот, для кого это не ирония, а идеология, стопроцентный, в моем понимании, бытовой антисемит.

Видел недавно джип, у которого номерной знак был СЕРЕГА. Всегда сочувствовал владельцам таких автомобилей. Неужели так важно иметь "блатной" номер? Это ж надо ведь суетиться - "решать вопросы", совать кому-то дензнаки. Каким неразвитым должен быть мозг, ущербным тщеславие, чтоб таким способом самоутверждаться? Я это к тому, что для меня по интеллекту приверженцы "блатных" номеров и бытовые антисемиты - идентичные близнецы. Было бы интересно проверить мою теорию на практике.

Много лет назад прочитал стихотворение Андрея Вознесенского об озере, образовавшемся на месте еврейского гетто. "Я живою водой умоюсь, может, чью-то жизнь расплещу. Может, Хаима или Мойшу я размазываю по лицу" - эти строки пронизали до нервов. С тех пор - знаю точно - люди, не любящие других по национальному признаку, для меня ущербные люди. Большая поэзия - первоклассная терапия нравственности.

Несколько слов о некоторых фигурантах этой главы. Леня Штаркер и Гена Фрейман, когда стало возможно, уехали за границу. Первый в Штаты, второй в Германию. Петр Положевец живет в Москве, где много лет редактирует "Учительскую газету". Институтский хохмач Валерий Эдвабник стал доктором технических наук, академиком РАЕН (Российская академия естественных наук), директором НИИ электронных приборов в Новосибирске. Профессор Абрам Коган вместе с детьми эмигрировал в Израиль, который заклеймил когда-то позором в собственной брошюре под названием "Осторожно, сионизм". Из-за этой агитки он поимел на исторической родине серьезные неприятности и лет через десять умер.

Зоя Степанова, совершенно исчезнувшая с моего горизонта, возникла лет через двадцать после истории с анонимкой. Как-то позвонила пьяная женщина и, не представившись, стала оскорблять и обвинять в свалившихся на неё несчастьях. Пришлось напрячься, чтоб сообразить - звонит бывшая редакторша "Днепростроевца". Наведя у коллег справки, выяснил, что Зоя потеряла сына, а потом мужа. В поисках средств на лечение близких продала квартиру, оставшись одна и без жилья, запила. Через какое-то время пьяная Степанова опять позвонила, но говорила уже совершенно другое: раскаивалась, повторяла: "вы чистый человек", предлагала в подарок дачу, на которой живет. Позже мы столкнулись в коридоре Дома печати, в постаревшей маленькой женщине сразу узнал бывшую свою недоброжелательницу. Зоя рассыпалась в комплиментах: "Читаю ваши статьи. Вы чистый человек, умница". После этого не общались. Слышал, что Степанова бедствует, болеет и где-то доживает свой век. Никогда я не был злопамятным, тем более не умею злорадствовать. Будь иначе - назвал бы в этих записках истинную фамилию Зои. И все-таки сама собой посещает мысль, что некий дяденька на небесах воздает иногда каждому по его заслугам и прегрешеньям.

Американцу Артуру Миллеру принадлежит мудрая мысль: "Не будь антисемитизма, я бы не думал о себе как о еврее". Примажусь к классику драматургии: не будь антисемитизма, вы бы не прочитали эту главу.

Моя компартия

Мое школьно-юношеское мировоззрение сформировалось под влиянием родителей и хорошего советского искусства, кино и литературы - прежде всего. Писателям и поэтам я верил больше, чем газетным передовицам и курсу обществоведения. Евтушенковское "поэт в России больше чем поэт" - мой случай.

"Вашим, товарищ, сердцем и именем, думаем, дышим, боремся и живем" (Владимир Маяковский), "Начинаются горы с подножий. Начинаемся с Ленина мы!" (Роберт Рождественский), "Уберите Ленина с денег! Он для сердца и для знамен" (Андрей Вознесенский) - из таких строк выросло уважение (если не преклонение) к Владимиру Ильичу. Жить в атмосфере "ленинского наследия" (растиражированные миллионами портреты и памятники, цитирование вождя по каждому поводу, изучаемые в институте "первоисточники") было не утомительно и привычно. То же касалось КПСС, освящающей жизнь каждого с пеленок до гробовой доски. Помню сильнейшее впечатление от прочитанного в классе седьмом стихотворения Александра Межирова "Коммунисты, вперед!":

Повсеместно, где скрещены трассы свинца,

Где труда бескорыстного - невпроворот.

Сквозь века, на века, навсегда, до конца:

- Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!