Я жив…

Я не знаю, кого Женя не смог бы сыграть. По-моему, он мог сыграть любого человека. Над ним не властвовал возраст. Евстигнеев был способен перевоплотиться в юношу, древнего старика, человека средних лет. Он целиком влезал в шкуру того персонажа, которого ему предстояло играть, и уже жил в этом образе, а не просто существовал, что случается редко. Я бы даже сказал, крайне редко.

И при этом Женя был замечательным, просто фантастическим партнером. Никогда не тянул одеяло на себя, никого не давил, не подставлял. Мол, я первый и мне все можно. Нет! К своим партнерам по сцене и экрану относился предельно чутко и внимательно. С ним любили играть. Но в Жене была такая сила индивидуальности, что когда я смотрел спектакль или фильм с его участием и наслаждался игрой других артистов, всегда ловил себя на мысли: «Все молодцы, все отлично играют, но этот, гад, неповторим».

Но таким непостижимым, многогранным, непредсказуемым, ярким и неординарным Женя выглядел только на сцене и на экране. А в жизни это был скромнейший, никогда не выпендривающийся, очень тактичный человек.

Еще одна отличительная особенность Евстигнеева. Он умел слушать, что в актерской среде бывает очень редко. Слушать и молчать. Таким он был обычно на наших шумных актерских посиделках. Тихий, молчаливый, ничем не выделяющийся. Тому, кто видел его впервые, Женя мог показаться скучнейшим человеком. Но если он «заводился», то мог удерживать внимание собравшихся четыре часа. И все его внимательно, с интересом и восхищением слушали, так он рассказывал.

Наша дружба с Женей началась тогда, когда он пришел во МХАТ из «Современника». Мы и раньше были в очень хороших отношениях, но там задружились по-настоящему. Третьим нашим другом был Владимир Сошальский. Невероятный красавец! Артист – замечательный. Он обожал Евстигнеева. А Евстигнеев был в восторге от Сошальского. Когда после спектакля мы собирались вместе, они не могли наговориться друг с другом. А я у них был вроде разводящего.

– Ребята, хватит! Все нормально, мы отлично посидели, но… Пора по домам.

Евстигнеева любили все: и режиссеры, и коллеги, и зрители. Такое тоже не часто бывает. Кстати, о зрительской любви. У Жени появился «Мерседес». Он стоял во дворе дома на Суворовском бульваре, где жили мхатовцы. И какие-то хулиганы свернули у него с капота эмблему – трехлучевую звезду, или, как ее в народе называют, «прицел». Женя – в отчаянии.

– Вот гады, паразиты! Что делать?

А я уже знал, что нужно делать, и в свою очередь спрашиваю:

– Знаешь такой завод – «Серп и молот»?

– Ну, знаю, – отвечает Женя и непонимающе на меня смотрит.

– А кто над ним шефствует, знаешь? МХАТ!

– И что? – снова не понимает Женя.

Тогда я ему говорю:

– А я знаю артиста, которого очень любит народ. И вот этот артист придет к начальнику цеха и скажет ему: «Слушай, ты не можешь мне сделать штук пятьдесят этих хреновин»? И он с любовью тебе их наштампует.

Так все и случилось, как я сказал. Только Евстигнееву наштамповали не пятьдесят, как он просил, а шестьдесят штук. И проблема была решена. Отвинтят один «прицел», Женя спокойно тут же навинчивает другой. Где-то на пятнадцатом или двадцатом «дубле» устали отвинчивать. «Мерседес» для Жени был своего рода спасением. Потому что появляться в публичных местах ему было нельзя: у народной любви, к сожалению, есть и обратная сторона, осложняющая артисту жизнь.

Женя очень не любил навязчивого внимания к своей персоне, но если находил такой интерес здоровым и оправданным, охотно шел навстречу. Помню, приезжаем мы с ним в Днепропетровск на гастроли. Я, как мог, ограждал его от ненужных контактов. Многие просьбы встретиться, поговорить, дать автограф или выступить отметал с ходу. Но – нет правил без исключений. В один из дней говорю ему:

– Женя, тут студенты просят тебя выступить…

– Студенты – это святое!

Приходим с ним в институт. Аудитория – колоссальная, человек на 200. А сцены нет.

Студенты растерялись, переглядываются между собой, не знают, что делать.

– Очень просто, – говорит Евстигнеев. – Ребята, сдвиньте четыре стола – вот вам и сцена. И стульчик подставьте, пожалуйста.

Два часа чистого времени, безо всяких видеороликов, позволяющих артисту немного отдохнуть, Женя удерживал внимание всех присутствующих. А что творилось со студентами, надо было видеть! Они рыдали, падали от смеха, орали от восторга, беспрестанно хлопали. Не всякий может похвастаться таким успехом у молодежи!

Таков был Евгений Евстигнеев.

Отвечать на вопросы, в чем секрет его таланта и успеха у публики, непросто. Но я все же попробую. Женя, в отличие от многих артистов, в совершенстве владел зрительным залом. Он знал, как взять паузу, в каком месте роли зрители от неожиданности откинутся на спинки кресел и будет слышен их скрип, как «заморозить» зал, а потом дать ему отдохнуть.