Я живу в октябре

Сложно было с братцами. Не получалось у Гарика беспрерывно думать, где повыгоднее продать говядину, да как у разваливающегося колхоза перекупить корма по дешёвке. Это казалось мелким. И резать скотину он не мог, даром что поработал в угрозыске и трупов успел повидать. Не лежала у душа. Но жить как-то было надо и Гарик стал прислушиваться к посулам бывших противников. Авторитетные люди искали себе крепких парней для работы, а если к мускулам прибавлялось знакомство с оружием да мало-мальские мозги, то можно было заработать приличные бабки. Одна была беда – терпеть новых приятелей Гарик мог только основательно накачавшись водкой. Так и зависла его личная судьба на перепутье, но случилось то, что случилось.

Однажды он проснулся в декабре снова, а потом снова, и снова. Его мытарства напоминали истории других хомо новусов – обивание порогов больниц, друзей, бабушек-знахарок, наконец, хождения в храмы. А потом его нашла Аня. Она жила новой жизнью год, успела пообвыкнуть.

До своего превращения Аня успела заложить независимую газету «Свободная Татария». Тираж она намеренно указывала в 999 экземпляров, что позволяло не возиться с регистрацией, но корочкой журналиста она всё равно взмахивала с потрясающей наглостью. У Гарика за пазухой сейчас тоже лежало такое удостоверение, получение его было своеобразной традицией их первого дня нового цикла. Удивительно, но на советских людей гордое пустое звание «свободный журналист» действовало завораживающе. А уж если оно было напечатано в документе с подписью и хитрой печатью, то доверие подскакивало до небес.

Кабинет «Свободной Татарии» снимался по знакомству в здании производственного кооператива. Местечко располагалось удачно близко от дома Гарика. Потому он взял за правило после перемещения в начало цикла спускаться с последнего этажа пятиэтажки и идти прямиком в «Свободную Татарию», благо, запасной ключ Аня оставляла в известном месте под крыльцом. У Аньки был компьютер, за которым коротал время Гарик. Таких благ цивилизации у него дома не было.

Анька предложила Гарику настоящее дело – вступить в Темпоральный Дозор. Раньше такие определения попадались Игорю разве что в редких фантастических произведениях. Да и если бы не предыдущие мытарства хомо новуса, он бы только рассмеялся. А тут.... Само существование Дозора означало, что его жизнь не кончена, что хомо новус – это не клеймо одиночки, обречённого сгинуть во временной петле без смысла, без надежды. Нет, это целый мир новых, других людей, со своими страстями, надеждами, связями, ну и со своими преступниками.

Основные задачи сводились к следующему. Анька первые три месяца заставляла в обязательном порядке штудировать методичку. Первая группа — это борьба с преступлениями хомо новусов против своих же. Тут всё было также понятно, как и невероятно. Нужно ещё суметь повстречаться двум хомо новусам! Пока в недолгой практике у Гарика с Анькой не было ни единого случая этой категории. Вторая группа – хомо новусы против обычных людей. Тут было, где разгуляться. В конце концов, знание, что для обычного человека новый цикл начнётся как ни в чём ни бывало, могло морально дезориентировать. Впрочем, самое серьёзное, что выпало Гарику – это проучить зарвавшегося учителя, который в привычку в последний день цикла палить по ученикам из воздушки. По сути, безобидное действо, всё равно все синяки пропадут на следующее утро. Но, как справедливо замечала Аня, хомо новус должен показывать высокую идейность и чистоту помыслов. Хотя говорила она попроще, но суть была такова – если этот тип сейчас палит в осточертевших учеников, то, что с ним станет завтра? Пространство-временной континуум – штука устойчивая, но если все лодку начнут раскачивать, то можно и перевернуться ненароком.

А вот третья группа – это табу: нельзя пытаться изменить своё прошлое; нельзя пытаться убить кого-то до обращения; нельзя вообще контактировать с прошлым «я». Конечно, сам человек последнее сделать не мог, но с помощью посредников... За этим Дозор следил пристально, и Гарик с Анькой то и дело проводили профилактические беседы.

Собственно, беседы – это и было их наиболее часто используемое оружие. Какие ещё санкции они могли применять? Единого государства у нового человечества не существовало. Вся деятельность дозорных была, по сути, самодеятельностью. Самовооружением народа. Этот момент Гарику как раз нравился. В конце концов, самовооружённый народ – и есть милиция. В каком-то смысле ему можно было продолжать работу. Теперь, конечно, за ним стоял не могучий государственный аппарат насилия и воспитания, а всего лишь сеть дозорных. Но посреди массы одиночек любая организованная сила навроде танка. Или как там у классиков? Пароход индустриализации среди лодочек единоличников. Что-то типа того.