Он мечется по ближайшим блокам, но рядом никого нет. Прикидывает время бегом до жилых отсеков – минут семь туда, еще столько же обратно. И неизвестно, сколько там. Нет, на такой срок Тею оставлять нельзя.
Мишка возвращается назад, зовет ее. Тишина. Сердце сбивается с ритма.
– Тея? Тея, ты там? – спрашивает он еще раз и прижимается к переборке ухом.
Ему кажется, что он слышит отдаленные всхлипы. Или поскуливания?
– Тея, я вернулся!
Тишина.
– Ну же, отзовись! Что там с тобой?
Он опять припадает к переборке, напрягает слух до максимума. Опять тот же отдаленный поскуливающий набор.
Что делать? А если у нее истерика? Вдруг она задыхается? Может, шок? Обморок? Да что угодно может случиться, если бросить человека наедине с его страхом. И надо было ее послушаться и уйти! Идиот!
Его взгляд падает на электронный замок, который слабо подсвечивается в неверном свете аварийных ламп. Может?
Нет, это безответственно. Он уже рискнул ее безопасностью и предложил принести чертов ящик в жилой модуль. И теперь из-за него Тея месяц сидит в «психушке». С другой стороны, может, Коростылев прав, и это была визуальная иллюзия? А Тея разболелась от стресса?
И тут из-за переборки отчетливо слышится хрипящее дыхание. Так и знал, она задыхается!
Дальше руки действуют сами. Он прикладывает ладонь к замку. Тот срабатывает. Внешний доступ в блок для психически нестабильных никогда не перекрывался – лишь бы изнутри никто не сбежал.
Переборка уходит в сторону, слабый свет из коридора нерешительно тянется в блок, выхватывает койку и съежившийся комочек на ней. Не думая, Мишка в два шага оказывается рядом, сгребает Тею в охапку, усаживает на колени, прижимает к груди.
Медленно, кажется, целую вечность, ее дыхание успокаивается. Он качает ее, как маленькую, шепчет какой-то невразумительный бред, но этот бред работает. Наконец она поднимает на него свои огромные заплаканные глаза. И в ее взгляде столько благодарности и тепла, что он решается. Отбрасывает сомнения, наклоняется к ней и целует.
Она отвечает. Мир стремительно сжимается до пределов ее губ. У него кружится голова. Накатывает внезапная слабость, будто он отдал слишком много душевных сил на этот порыв.
Когда он отрывается от Теи, чтобы вдохнуть воздуха и убедиться, что это не сон, то чувствует, что слабость стала сильнее. Последнее, что он видит – как по белкам ее глаз разливаются завихрения черной мути.
Мир погружается во тьму.
9.
Остатки стаи отчаянно стараются выпилить эксплойт Гагарина из кода запуска генератора Титана. При любой попытке переписать код вредоносной программы выясняется, что она уже успела наклепать себе резервных копий, восстановиться и вновь атаковать исходники.
– Зараза, Гагарин! – в сердцах бросает Лайк.
– Прости, командир, я запаниковал.
– Да я не про несогласованный запуск. А про твою талантливую хрень.
– Настолько талантливую, что он сам не может от нее избавиться, – язвит Стрелка.
– Эксплойт сырой, – оправдывается Гагарин, – я его на коленке писал, пока мы тут без дела шатались.
Вот поэтому Лайк и презирает праздность. Именно от союза скуки и свободного времени рождаются самые уродливые дети.
– Лайк, – вдруг просит Стрелка, – отключи данные датчиков, сбивает.
Действительно, датчики движения в комнате срабатывают по десять раз за секунду, и постоянные оповещения мешают концентрироваться на деле. Лайк выполняет ее просьбу.
– Как думаете, почему нас до сих пор не выкинули? – спрашивает Гагарин спустя несколько минут напряженной работы.
– Мне кажется, они знают, что мы делаем. Другого объяснения я не вижу, – отвечает Лайк.
Он смотрит на часы: пять минут простоя генератора. Прорва времени. И, что хуже всего, без всякого результата.
– Давайте зайдем с другой стороны, – предлагает он, – и перепишем исходник.
– Исходник кода генератора? – уточняет Стрелка таким тоном, будто говорит не то с трехлетним несмышленышем, не то с выжившей из ума старушкой.
– Да, тот кусок, который эксплойт использует в качестве уязвимости. Пропишем другое решение, запустим – и дело с концом, наш вредитель просто загнется.
– А это идея! – отзывается Гагарин, – Пиши стаей, так быстрее будет.
Лайк опять переключается в режим стайного сознания, в котором каждый из них перестает быть собой, зато мыслит быстрее и яснее.
Они начинают переписывать код. Теперь, когда оповещения датчиков не напоминают им о нежданных гостях, им проще погрузиться в работу, так что строчки кода появляются из небытия с рекордной скоростью. У них уходит всего несколько минут, чтобы закончить дело. Как только последняя строка высвечивается в пространстве дайва, Лайк рассыпает стаю на полноценные сознания.
– Чего ждешь? – ворчит Стрелка, – Запускай уже, глянем, что вышло.
Лайк делает глубокий вдох и вводит команду запуска. Новый кусок вклинивается в код, затирая старый. Система оживает. Сообщение о критической ошибке исчезает из поля зрения.
– Не заводится?
Лайк шикает на Гагарина: подожди.