Вчера днем в отеле. Стригся. Сияющий сентябрь. Ветер. Фрэнсис*
и ее партер показывал новые шаги. Хорошо. Надежда молодости. Вечером телефонные звонки. Наконец с Лупе*. Заезжал за ней. Красива в своей белой комнате, в своем вечернем аквамариновом платье с обнаженными плечами. Разрез сбоку – хорошо выточенные ноги. Великолепная грудь. Фигура как стальное перо. Хотел узнать, что за мех. Песец. Поехали к Бергнер, которая позвонила раньше. Почти до часу дня там. Смех. Истории Лупе. Почему она не может ходить в церковь. Семилетний мальчик, который ей во время молитвы корчил рожи; органист, который слишком хорошо выглядит. Как она в «Тижуане» напилась, подписала чек на три тысячи долларов, проиграла в рулетку – плакала на следующий день. От Джо Шенка получила в подарок полторы тысячи долларов и заревела еще больше, потому что теперь, не проиграй она, у нее было бы четыре с половиной долларов. Точно так же, когда Вайссмюллер, ее муж, дал ей совет, – у нее было бы шесть тысяч долларов, и она могла бы купить себе на это браслет, который она и получила позже. Подслушала, что о ней говорили женщины в «Литтл герлсрум», пробравшись в туалет. Когда остальные вошли и собрались сплетничать, осторожно пригнувшись и заглянув вниз, не видно ли чьих-то ног, – не увидели, решили, что никого нет, и начали обсуждать, – и тут вдруг появилась Лупе, готовая к схватке, и загнала их в угол. Красивый, дикий, хитрый, добродушный, ловкий ребенок. Вскакивала, между прочим, копировала Пуму и была неотразима. Позже с ней на обед в «Мокамбо». Вурмбранд сказал, что где-то сидит Пума. Я тут же пустился танцевать с Лупе румбу. Тем временем драка. Эррол Флинн подрался с журналистом Фидлером. Большой шум. Музыкой старались заглушить. Мы с Лупе танцевали; я заметил бледную Пуму. Она отошла. Я не мог пробиться к столам. Когда мы закончили танец, я вернулся под руку с Лупе к нашему столу, который стоял у выхода. Увидел, что Пума с Габеном, Фельдманом и Максом Хенкелем идет позади. В момент, когда она проходила мимо нашего стола, заиграл американский национальный гимн. Все поднялись, замерли. И я напротив Пумы с ухмылкой. Мы ничего не могли поделать. Она смотрела по сторонам, загнанная, музыка умолкла, и она ушла. Фельдманы позже вернулись. Пума со мной не поздоровалась. С Лупе в бар, где были ее знакомые; Купер, прежняя любовь, который с откинутой головой прошел мимо – почти копия Пумы – со своей женой; Тэйлор, который вертелся, чтобы бросить взгляд на Лупе и поздороваться так, чтобы его жена не заметила. И так далее. Рассказ Лупе о том, что Пума лет десять назад пыталась с ней заигрывать, из-за чего произошла ссора с Купером. История о том, как Пума пыталась соблазнить Купера. Лупе спряталась в шкаф в своей уборной, а Пума вошла голой под меховой шубой, но Купер не поддался, так как был влюблен в малышку. Ехидные замечания Лупе о груди Пумы. Позже малышку отвез домой – она несколько лет не спала с мужчиной, боялась и воплощала собой секс. В восемь утра под сияющим солнцем и теплом домой.Днем землетрясение. Звонила Бергнер. Рассказала о событиях ночи. Возле «Мокамбо» портье подрался с каким-то гостем. Возмущенный владелец тут же его уволил. Лупе отвела владельца в сторону, прогулялась с ним туда-сюда. Увольнение надо отменить. Надо было удержать ее подальше от драки в «Мокамбо». Ясный, ветреный день. Телефонные звонки. Солдат – солдат.
Вчера вечером с Лупе. Поужинали в «Мокамбо». Смеялись. Как всегда истории. К ней. Остался у нее. Тонкая, боязливая и отважная, мальчикоподобная. Танцевала в своем каучуковом поясе. Газеты. Порножурналы, которая она все смотрит.
Сегодня вернулся в пять вечера. Говорил с Бергнер. Звонила Маурин*
. Рассказала мне, что сделала это сегодня. Усталость. Сон. Сновидение. Призыв. Следуй ему, солдат, барабанный бой все ближе.Вчера вечером звонил Наташе.
Скоро ли будет покой? После этого бегства, которое снова возвращает к Пуме? Этому самому-себе-доказательству, что еще можешь летать, возбуждать, убеждать, очаровывать? Глупое сердце! Не холод ли, несмотря ни на что, в тебе?
Не дай себе уйти с горизонта, мягкому, с флейтой одиночества, не дай себе.
Не трепещи, душа.
Теплый день. Вчера вечером с Лупе в Биаррице; прежде кафе «Ламаз», где два с половиной года назад я часто бывал с Пумой. С претензией на французскую кухню. Поужинали. Лупе около половины первого домой. Должна сегодня выйти в шесть утра. Не провожал.
Русские в тяжелом положении. Немцы в шестидесяти милях от Москвы. Чем дальше отодвигаешь, тем мрачнее становится на горизонте, что делает повседневную жизнь немного более торопливой – быстро ухватить, пока тьма все не поглотила.