Я — Златан

Приехал Моджи. C виду он был как обычно: одет прекрасно, голову держит высоко. Но это был уже другой Моджи. К этому моменту начался новый скандал, с его сыном, что-то об измене. Он рассказал об этом и о том, как его все достало. И я с ним согласился. Это его личное дело, и к футболу оно не имеет отношения. Но даже не это тронуло меня больше всего.

Он заплакал, при всем честном народе. У меня живот перехватило. Я никогда прежде не видел его слабым. Он просто излучал мощь. А теперь... как объяснить? Еще совсем недавно он был моим начальником и грозил разорвать контракт, и все такое. А сейчас мне стало его жалко. Мир встал вверх дном. Мне, может быть, следовало сказать: ты сам во всем виноват. Но я чувствовал, как ему плохо. Мне больно было видеть, как пал человек такого рода. Я после много думал об этом, и вовсе не на тему: никому верить нельзя. Я начал кое-что понимать. Почему он все откладывал наши переговоры? Почему придавал им такое значение?

Может, он защищал меня?

Я все сильнее верил в это. Не знаю, право, но я все больше был склонен понимать это именно так. Он знал, что должно произойти. Он знал, что «Ювентус» уже никогда не будет прежним, и что я окажусь в дерьме, если он привяжет меня к клубу. И тогда мне уже будет от «Ювентуса» не отделаться. Я уверен, что он так думал. Моджи вообще-то редко жал на тормоза перед красным сигналом светофора, он вообще не дружил с правилами. Но он отлично справлялся со своей работой, берег игроков, я это точно знаю, без него моя карьера вряд ли была бы такой. Я благодарен ему за это. И когда весь мир поливал его грязью, я встал на его сторону. Мне нравился Лучано Моджи.

«Ювентус» напоминал тонущий корабль, толковали о переводе его в серию В или даже С. Вот до чего безумие дошло. Но и сегодня не все до меня доходит. Неужели мы, создавшие такую команду и выигравшие подряд два скудетто, станем ничем из-за чего-то, что не имеет к нашей игре никакого отношения? Это было уже че-

ресчур. И, похоже, только тогда до начальства дошло, насколько серьезно обстоит дело. Помню, рано утром мне позвонил Алессио Секко.

Алессио Секко был мой менеджер. Это он звонил мне и назначал тренировки: «Тренируемся сегодня в десять! Не опаздывай!» И все. А теперь он вдруг стал директором. Это было тошнотворно, я не мог принимать его всерьез. Но при первом звонке он сказал открытым текстом:

Если тебе поступят предложения, Златан, подписывайся. Это мой тебе совет.

Впрочем, это было последнее доброе слово, которое я услышал. Они тут же сделались такие все из себя крутые. Один за другим уходили игроки. Тюрам и Дзамбротта в «Барселону», Каннаваро и Эмерсон в мадридский «Реал», Патрик Виейра в «Интер». А те, кто остался, взывали к своим агентам:

Продайте нас, продайте! Чего не продаете?

В воздухе веяло отчаянием. Но и того, что сказал Алессио Секко, я больше не слышал. Клуб теперь боролся за свою жизнь.

Управленцы изо всех сил старались сохранить тех, кто остался, используя все закорючки в наших контрактах. Это был кошмар. Моя карьера остановилась. Перерыв затянулся. Неужели все обрушится? Было очень тревожно, и вместе с тем день ото дня нарастало ощущение: я должен бороться. Ни при каких обстоятельствах я не хотел пожертвовать годом: им только дай год, потом конца не будет видно. Год пропадет, еще один уйдет на раскачку, потом еще один на то, чтобы вернуться в Лигу чемпионов, и даже тогда не факт, что подвернется классная команда. Под угрозой оказались мои лучшие годы в футболе. Время от времени я теребил Мино:

Сделай хоть что-нибудь. Вытащи меня отсюда.

Я над этим работаю.

Работай лучше.

Наступил июнь 2006 г. Хелена была беременна, и я был счастлив. Ребенок должен был родиться в конце сентября, а я все еще висел между небом и землей. Что будет? Я ничего не знал. Я был на сборах со сборной Швеции перед чемпионатом мира, который этим летом проводился в Германии. На чемпионат собиралась приехать вся моя семья: мама, отец, Спарко, Санела, ее муж и даже Кеки. И, как всегда, я должен был все организовать: гостиницы, билеты, деньги, прокатные машины...

Я уже заранее нервничал. В последнюю минуту отец передумал, и началась свистопляска с его билетами. Что с ними делать? Кто поедет вместо него? Ситуация, мягко говоря, не успокаивала, вдобавок я стал чувствовать боли в паху, такие же, как те, при которых меня оперировали, когда я играл в «Аяксе». Я рассказал об этом менеджеру нашей сборной.

И все же решили, что я буду играть. А у меня есть важный принцип: если я играю плохо, травмы тут ни при чем. Глупо, конечно. Но вот в чем дело: если тебе мешает играть травма, зачем выходить на поле? А тут, как ни ответь, все выйдет плохо. Нужно просто перемочь и идти дальше. Но правда и то, что на этот раз пришлось особенно тяжко. А 14 июля из Италии прилетела «последняя капля».

Нас лишили двух скудетто, мы потеряли право на участие в Лиге чемпионов, но и это не главное: мы вылетели в группу «В» и должны были открыть сезон не с нуля, а с жирным минусом — целых 30 очков. Я все еще оставался на тонущем корабле.

ГЛАВА 15