Читаем Я — Златан полностью

В Швеции я получил золотой мяч и титул лучшего игрока года. Это было забавно, хотя и непросто. Все организовала «Aftonbladet». У меня к этому таблоиду были старые счеты, и я остался дома. На следующий год предстояла зимняя Олимпиада в Турине. Народ толпился на вечеринках и концертах на Пьяцца Кастелло, и по вечерам мы с Хеленой стояли на террасе и смотрели. Нам было хорошо, и мы решили завести детей, впрочем, насчет «решили» я не уверен. Мы просто дали этому случиться, так к таким вещам и нужно относиться, я уверен. Оно просто должно случиться. Кто знает, когда ты будешь готов?.. Иногда мы ездили в Мальмё навестить моих родных. Хелена к тому времени уже продала свою ферму, и мы жили у моей мамы, в доме, который я купил ей в Свегерторке, и иногда я играл в футбол на ее лужайке. И один раз забил. Да еше как!

Я ударил по мячу со всей силы, и он протаранил изгородь. Дыра была внушительной, и мама, женщина темпераментная, чуть меня не убила. «Вот сейчас поехал и купил мне новую загородку! Прямо сейчас!», — заорала она. Само собой, в такой ситуации мне оставалось только подчиниться. Мы с Хеленой отправились на машине в «Баухаус». Но, к сожалению, отдельные секции они не продают. Пришлось купить изгородь целиком, места она занимала, как небольшой дом, и никак не желала влезать в мою машину. Ну, никак. Тогда я взвалил ее на спину и топал до дома два километра. Притопал, приделал изгородь на место, мама была счастлива, и, как я уже сказал, нам всем было хорошо.

Но вот на поле я стал терять кураж. Я сам себе казался слишком тяжелым. Весил 95 кило, и далеко не все они приходились на мышцы. Мне ведь иной раз приходилось есть пасту дважды в день, а это чересчур. И вот я принялся ходить в спортзал и сел на диету, чтобы вернуться в форму. Но были и еще проблемы. В чем, например, заключалась тактика Моджи? В какие игры он играет? Я не врубался.

Нам предстояло обсудить новый контракт. Но Моджи отложил разговор. И пришел с извинениями. Он всегда темнил. Но на этот раз все выглядело совсем уж бесперспективно. На следующей неделе, говорил он. В будущем месяце. Все время что-то мешало. Ни туда, ни сюда. Наконец, я взбесился. И говорю Мино:

— К лешему! Подпишем сегодня. Я не могу больше спорить.

И мы сладили дело, как нам, показалось, совсем неплохо; я бы сказал, даже хорошо, так я был счастлив наконец скинуть все это.

Но не тут-то было! Вернее, да — Моджи сказал: ладно, хорошо, подпишем через пару дней. Но сначала надо было играть в Лиге чемпионов против «Баварии». Дело было дома, в Турине, и против меня вышел центральный защитник по имени Валерьен Исмаэль. Он буквально повис на мне и так достал, что я со злости врезал ему ногой и увидел перед собой желтую карточку. Но на том не кончилось.

На 90-й минуте меня сбили в штрафной «Баварии» (на самом деле, нарушение произошло за пределами штрафной площадки — прим. пер.). Мне бы успокоиться — все-таки ведем 2:1, игра заканчивается, — но я так обозлился на этого Исмаэля, что снова ударил его и огреб вторую желтую карточку. Меня удалили с поля, чему Капелло, ясно, не обрадовался. Он завопил как резаный. Смешно, ведь Капелло собирался преподать мне урок хорошего поведения.

Но Моджи, что с ним делать? Он объяснил, что контракт больше не действует. Ты профукал свой шанс, сказал он, и я взвился. Что, все псу под хвост из-за одной ошибки?

Скажи Моджи, что я больше ничего не подпишу, что бы он ни предложил, — сказал я Мино. — Я хочу, чтобы меня продали.

Думай, что говоришь, — ответил Мино.

И я стал думать. Я не желал подчиниться. И это означало войну, что ж еще. Я был сыт по горло и поэтому Мино отправился к Моджи и сказал ему все как есть:

Приглядывай за Златаном. Он вне себя, и ты его потеряешь.

И буквально через две недели Моджи показал мне контракт.

Мы такого и не ждали. Он боялся потерять меня. Но дело на этом не закончилось. Мино назначал встречи, Моджи их откладывал и снова являлся с извинениями. Он собирался уезжать, то, се, и вот что я отлично помню: Мино позвонил мне.

Что-то не так, — сказал он.

Что ты хочешь сказать? Что именно?

Сам не пойму. Но Моджи ведет себя странно.

Вскоре это стало ясно не только Мино. Что-то витало в воздухе, и дело было не только в Лаппо Элканне, хотя и это сыграло свою роль. Лаппо Элканн приходится внуком Джанни Аньелли. Я с ним пару раз встречался. И мы не поладили. Парни этого типа себе на уме. Плейбой, икона стиля, разве ему управиться с «Ювентусом»? Моджи и Джираудо там рулят, а вовсе не хозяева. Но, конечно, паренек являлся символом ц клуба, и «Фиата», а еще входил в список самых элегантных людей мира и все такое. Скандал с его участием стал событием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное