Я — Златан

Меня и мою семью давил груз всякого дерьма и моим единственным ответом могла быть моя игра. В подобной ситуации больше ничего сделать было нельзя. Если вы дрогнете, вас раздавят. Вы должны направлять свой гнев так, чтобы отдать все силы на поле, и я играл мощно, жестко. Я набирал силу. Я больше не был тощим дриблером из «Аякса», стал сильнее и быстрее. Я не был легкой добычей и тренер миланского «Интера» впоследствии сказал:

— Феномен Ибрагимовича в том, что когда он играет на таком уровне, его трудно прикрыть.

Но бог свидетель, они старались, много подкатывались под меня, и я был столь же жесток. Я был диким и несокрушимым. Я был Il Gladiatore, как потом меня назвали в итальянских газетах. Всего через четыре минуты мы столкнулись головами с Кордобой, и оба остались лежать на поле. Я встал и шатался, как пьяный. У Кордобы было сильное кровотечение, и он покинул поле из-за необходимости наложить швы. Но он вернулся с повязкой вокруг головы и ничего не изменилось. Назревало что-то серьезное, и мы мрачно посмотрели друг на друга. Это была война. Это были нервы и агрессия, и на 13-й минуте я и Михайлович приземлились на газон после столкновения.

На мгновение мы выключились. Мол, что произошло? Но потом осознали, что сидим на траве рядом друг с другом. Он мотнул головой, я ответил, тоже изобразив удар. Уверен, все выглядело смешно, это было как угроза, я просто сделал кивок головой в его сторону. Поверьте, если бы я действительно боднул его, то он бы не встал. Это было большим, чем просто прикосновение, скорее просто способ показать, мол, я не признаю тебя, ублюдок! Но Михайлович схватился за лицо руками и упал на землю; конечно, это было представление. Он хотел, чтобы меня удалили. Ноя даже не получил предупреждения.

Минутой позже мы боролись уже с Фавалли. В целом матч не был красивым, но я играл хорошо и участвовал практически во всех наших атакующих комбинациях, но вратарь «Интера» Франческо Тольдо действовал блестяще. Он делал один сейв за другим, а в итоге мы пропустили гол. Хулио Крус забил нам головой. Мы приложили все усилия, чтобы сравнять счет, и были близки к этому, но нам все не удавалось. Воздух был наполнен войной и местью.

Кордоба хотел отомстить мне, ударил в бедро и получил желтую карточку. Матерацци пытался воздействовать психологически, Михайлович продолжил сыпать оскорблениями, делал не совсем чистые подкаты и так далее, а я упорно шел вперед. В первом тайме у меня были неплохие моменты.

Во второй половине я ударил издалека и попал в наружную часть стойки ворот, затем был свободный удар, который Тольдо взял, продемонстрировав невероятную реакцию.

Но гола не было, а спустя минуты я и Кордоба снова столкнулись. Мы столкнулись и я рефлекторно сделал движение, получился еще один сильный удар, удар в подбородок или горло. Я подумал, что в этом нет ничего серьезного, что это часть нашей борьбы на поле, и судья этого не заметил. Но поступок имел свои последствия. Мы проиграли, и это было очень плохо. Матч мог стоить нам скудетто.

Дисциплинарный комитет итальянской лиги рассмотрел видеокадры моего столкновения с Кордобой и принял решение дисквалифицировать меня на три матча. Я был должен пропустить окончание борьбы в Серии А, включая решающий матч против «Милана» 18 мая, и я чувствовал, что со мной обошлись несправедливо.

— Мой поступок оценили необъективно, — так я сказал журналистам.

Все дерьмо обрушилось на меня, и я один оказался пострадавшим.

Было трудно, особенно если принимать во внимание роль, которую я играл в команде. Это был удар для всего клуба, и руководство призвало Луиджи Чиапперо, известного адвоката. Чиапперо защищал «Ювентус» во время старых обвинений в использовании допинга, и теперь он напирал на то, что мой удар не был умышленным, он был частью борьбы за мяч, по крайней мере, тесно связан с ней. Кроме того, на протяжении всего матча меня постоянно грубо атаковали и оскорбляли, говорил он. Он даже нанял человека, который мог читать по губам, чтобы проанализировать слова, который кричал Михайлович в мой адрес. Но это было непросто. Многое из того было на сербско-хорватском, так что Мино вышел и сказал, что Михайлович говорил веши, которые были слишком грубы для того, чтобы быть повторенными, слова о моей семье и моей маме.

Райола не кто иной, как пиццайоло, — возразил Михайловим.

Мино никогда не готовил пиццу. Он занимался другими вещами в ресторане своих родителей и он парировал:

Самое лучшее в этом заявлении — оно доказывает то, что все и так знали — он глуп. Он даже не отрицает, что провоцировал Златана. Он расист, что и показал нам ранее.