Читаем Я — Златан полностью

чего-то нового. Но они никогда не были импульсивным решением, все до одной были хорошо продуманы. Тем не менее, в самом начале я был против них. Мысль о тэту ассоциировалась у меня с плохим вкусом. Но соблазн в скором времени оказался сильнее. Александр Остлунд помог мне сделать выбор, и первой татуировкой стало мое имя белыми чернилами на талии. Увидеть ее можно только тогда, когда тело загорело.

Потом я стал более смелым. Я слышал выражение «Только Бог может судить меня». В газетах написать могли все, что угодно. Какой-нибудь крик с трибун. Но они все еще не могли до меня добраться. Только Бог мог судить меня! Мне понравилось это. Вы должны следовать своим путем. Я знаю это и нанес на свое тело. Я нанес дракона, который в японской культуре означает воина, и я был воином.

Я нанес и карпа (рыба плавает против течения), и символ Будды для защиты от страданий, и пять элементов: воду, землю, огонь и так далее. Я вытатуировал даты рождения членов моей семьи — мужчин на правой руке, потому что правая сторона означает силу: папы, братьев и позже моих сыновей, и женщин на левой, ближе к сердцу: мамы, Санелы, но не моих сводных сестер, которые отделились от семьи. Позже я некоторое время размышлял: кто же семья, а кто нет? Но это было позже.

Я был полностью сфокусирован на футболе. Ранней весной обострились разговоры о том, кто станет чемпионом. Была команда-фаворит. Но в том сезоне ожидалась тяжелая схватка до самого конца. Мы и «Милан» имели в активе по 70 очков, и по этому поводу были исписаны тонны бумаги. Для драмы было готово все. На 18 мая была запланирована встреча на «Сан-Сиро». Мне казалось, как будто бы играется настоящий финал лиги. Большинство присутствующих думали, что «Милан» выиграет. Не только потому, что они имели преимущество домашней арены. В первом матче на «Делле Альпи» была зафиксирована ничья 0:0, однако «Милан» владел преимуществом. Многие считали их лучшей командой Европы, несмотря на то, что мы тоже были сильны. Никто не был удивлен, когда «Милан» снова попал в финал Лиги чемпионов. «У нас много шансов», — говорили они, но пока это не имело никакого значения, так как все это должно было произойти лишь после нашего матча с миланским «Интером».

Было 20 апреля, прошло всего несколько дней после моего хеттрика в ворота «Лечче», и меня везде хвалили. Мино предупредил,

что «Интер» уделит мне особое внимание. Я был звездой, «Интеру» необходимо было закрыть меня или психологически надломить.

Если ты собираешься пройти это, то тебе нужно быть готовым выстрелить из обоих стволов. В противном случае шанса ты не получишь, — сказал мне Мино, а я ответил ему так, как я это всегда делаю:

Это не проблема. Жесткость заставляет меня двигаться вперед.

Но я определенно нервничал. Причин несколько. Это и застарелая ненависть между «Ювентусом» и «Интером», да и оборона «Интера» в этом году была действительно крепка. Особенно выделялся Марко Матерацци. На тот момент ни у кого не было больше красных карточек в Серии А, чем у него. Матерацци был известен своей грязной и агрессивной игрой. Спустя год, летом 2006 года, он получил всемирную известность, когда он сказал что-то Зидану во время финала Чемпионата мира и получил удар головой в грудь. Матерацци остер на язык и играл грубо. Иногда его называли «Мясник».

В «Интере» также выступали Иван Кордоба, низкорослый, но атлетичный колумбиец, а также Синиша Михайлович. Михайлович был сербом, потому было много написано о том, что матч может стать мини-Балканской войной. Но все это фигня. То, что на самом деле произошло на поле, не имело ничего общего с войной. Михайлович и я позже в «Интере» стали друзьями, меня никогда не волновало, откуда человек родом. Я не отношусь наплевательски к этническим проблемам, но честно сказать, как я мог отреатировать по-другому? В нашей большой семье все смешано. Мой отец — босниец, моя мама — хорватка, а отец моего маленького брата — серб.

Но Михайлович был действительно жестким игроком. Он был одним из лучших исполнителей штрафных ударов в мире, и он не следил за языком. Он назвал Патрика Вийера пего dimerda, черным дерьмом, во время матча Лиги чемпионов, что привело к полицейскому расследованию. Также он ударил Адриана Муту и плюнул в него, и за это получил восьмиматчевую дисквалификацию. Не то чтобы я хочу сделать из него какого-то монстра, ничего такого. Все, что происходит на поле, на нем и остается. Это моя филоСофия, и, честно говоря, вы бы были потрясены, если бы узнали, что там происходит: удары и оскорбления, постоянная борьба, но для нас, игроков, это просто бизнес. Я упоминаю об этом всем для того, что бы дать представление вам о том, что действия этих ребят не следует воспринимать всерьез. Они могли играть противно и грубо, и я сразу понял, что этот матч будет жестоким, не будничным. Матч оскорблений и ненависти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное