Я — Златан

Кажется, это было поздней осенью или в самом начале зимы. Мы шли по коридору, и меня мучили боли в животе. Помню так- же, что я был словно парализованный. Но когда мы зашли в каби- нет и увидели там сидевшего вместе с директором отца, я обрадо- вался. Отец пытался шутить, но было отнюдь не весело. Все было формально и чопорно, а я чувствовал себя очень некомфортно. Я мало что понял из сказанного в том разговоре, лишь то, что дело касалось отца и матери, и в этом деле не было ничего приятного. Лишь много позднее, работая над этой книгой, я смог сложить все детали того события воедино.

В ноябре 1990 года социальные службы провели собственное расследование, в результате которого отец получил право опеки надо мной и Санелой. Обстановка в доме матери была призна- на неблагополучной, и не столько по ее вине, должен заметить. Имелись и другие причины, но, в любом случае, это был удар, и мама была просто раздавлена. Неужели она потеряет и нас?! Ката- строфа! Мама плакала не переставая. Да, конечно, пусть она и по- бивала нас деревянными ложками, хлестала и не прислушивалась к нам. Да, ей не везло с мужчинами, ее преследовало безденежье и так далее. Но она любила своих детей! Просто она стала жерт- вой тяжелых обстоятельств, и, я полагаю, отец это понял. В тот правлялись в Пильдаммспаркен (парк в окрестностях Мальмё — прим, пер.) или на остров в районе Л имхамн, где угощались гамбур- герами и мороженым. Однажды отец раскошелился и купил нам по паре классных кроссовок «Найк Эйр Макс», стоивших больше тысячи крон (реально дорогих). Мои были зелеными, Санеле до- стались розовые. Ни у кого в Русенгорде таких не было, и мы чув- ствовали себя очень крутыми. Нам нравилось проводить время с отцом, и он давал нам немного денег на пиццу и кока-колу. У него была более-менее приличная работа и, кроме нас, еше один сын, Сапко. Так что он был для нас веселым воскресным папой.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Санела делала успехи в беге: она была быстрейшей на дистанции 60 м в своей воз- растной категории во всем Сконе (провинция на юге Швеции — прим. пер.). Отец был горд за нее и стал подвозить на тренировки. Он наставлял: «Молодец, Санела. Но ты способна на большее». Это было в его стиле — «Давай, давай, не расслабляйся!». В тот день я тоже был в машине. Отец вспоминает, что сразу же заметил что-то неладное. Санела все время молчала и едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

Что стряслось? — спросил отец.

Ничего, — ответила она, но отец переспросил, и Санела все рассказала.

Не буду вдаваться в детали, что произошло — это ее дело. Но мой отец — он как лев: если что-либо случается с его детьми, осо- бенно с Санелой (единственной дочерью), он приходил в ярость, и тогда начиналось... Расспросы и допросы, расследования социаль- ных служб, тяжба за опекунство и прочая гадость. Я тогда мало что во всем этом понимал, — мне едва исполнилось девять.

На дворе была осень 1990 года. От меня скрывали всю эту исто- рию, но у меня тоже были свои предчувствия. Дома было неспо- койно — ну, это не впервые. Одна из моих сводных сестер подсела на наркотики (на какую-то тяжелую дрянь), и прятала их дома по разным углам. Вокруг нее постоянно царил беспорядок, какие-то подозрительные личности названивали ей, и было тревожно из-за того, что может случиться что-то нехорошее. А однажды за хра- нение краденого была арестована мама. Кто-то из «добрых» зна- комых то ли отдал, то ли подарил ей какие-то бусы, а она, ничего не подозревая, их приняла. Вещь оказалась краденой, вскоре на пороге появилась полиция, и ее забрали. Детали помню смутно, но ощущение точно было жутким: «Где мама? Почему ее нет?».

то — видимо, женщины. Здесь были телевизор, диван, книжная полка и две кровати. Ничего лишнего, никакого комфорта и уюта. Зато — пивные банки на столе и мусор на полу. Если изредка отец принимался за дело, например, начинал клеить обои, он доделы- вал только одну стену. Говорил: «Закончу завтра», но этого не про- исходило. Мы часто переезжали, меняя квартиры, нигде подолгу не задерживаясь.

Однако пусто было еще и в другом смысле. Отец работал сторожем-смотрителем с самым неудобным графиком. Возвраща- ясь домой в своих рабочих штанах, карманы которых были набиты отвертками и прочими инструментами, он садился за телефон или перед телевизором, и не хотел, чтобы его беспокоили. Он погру- жался в свой мир. Часто он прослушивал в наушниках югослав- скую народную музыку. Он без ума от этой музыки и сам записал несколько кассет. В хорошем расположении духа отец может быть настоящим шоуменом. Вот только значительную часть времени он проводил в своем мире, а когда мне звонили приятели, шипел:

«Не звоните сюда больше!»