больше стимулировал крупный турнир. В любом случае, я был дома, в
Русенгорде.
Мы были в отпуске до начала января. Тогда мы должны были
вернуться в расположение команды и сыграть матч в Каире. А мне нужен был
отдых. Но у мамы дома было людно, стоял шум, не прекращались ор и ссоры.
Мирным это место явно не было. Мама, Кеки, Санела и я – мы привыкли
встречать Рождество, как все: обычный рождественский обед в четыре часа
дня с дальнейшим открытием подарков. Это должно было быть мило. Но
сейчас я не мог этого вынести. Меня мучили мигрени, и ныло все тело. Мне
надо было куда-то выбраться, в спокойное место. Или, в крайнем случае,
поговорить с кем-нибудь не из семьи. Но кому я бы мог позвонить?
Каждая семья встречает Рождество по-своему. Это святое. Может,
Хелена? Я набрал ее, особо ни на что не надеясь. Она ведь все время работала,
и, скорее всего, была с семьей в Линдесберге. Но нет, она ответила, она была
у себя дома. Она сказала, что не любит Рождество.
— Мне плохо, – сказал я.
— Бедняжка.
— Я не могу терпеть весь этот цирк дома!
— Ну тогда приезжай ко мне. Я о тебе позабочусь.
Честно, меня удивил ее ответ. Мы в основном встречались за кофе и
переписывались. Ночей у нее дома я еще не проводил. Но да, конечно,
звучало это отлично. И, извинившись перед мамой, я свалил.
— Ты теперь и Рождество с нами не проведешь?
— Извини.
За городом было спокойно и тихо. Как раз то, что нужно. Хелена
уложила меня в постель. Не казалось странным, что я провожу Рождество с
ней, а не со своей семьей. Это было одновременно естественно и
необыкновенно. Но все равно, мне было плохо.
Я все еще был слаб. Но я пообещал отцу, что приеду к нему на
следующий день, в Сочельник. Он не празднует Рождество. Он сам по себе,
и на Рождество он занимается своими делами. С того дня в Мальмё у нас с
ним были отличные взаимоотношения. Детские обиды давно были позади. И
он даже смотрел некоторые матчи. Из уважения к нему я сменил «Zlatan» на
«Ibrahimovic» на своей форме.
Но когда я приехал, он уже был в стельку пьян. Так что, не оставаясь
там ни секунды, я поехал обратно, к Хелене.
— Как, уже вернулся?
— Да.
Это все, что я мог тогда ответить. Чувствовал я себя просто
отвратительно, температура была под 41. Клянусь, я никогда так дерьмово
себя не чувствовал. Это был какой-то супергрипп. Три дня я был никаким.
Хелене приходилось водить меня в душ, менять мокрые от пота простыни. У
меня кружилась голова, и я не мог связать два слова: речь была похожа на
скулеж. Возможно, это что-то для неё значило. До этого момента я для нее
был дерзким югге. Забавным парнем, который играл в мафиози, водил
модные тачки. Надеюсь, что забавным. Но не для нее.
А теперь я был развалиной. По ее словам, ей это даже как-то
нравилось. Я стал человеком. Когда мне стало получше, она взяла в прокате
несколько фильмов. И я впервые посмотрел шведские криминальные
фильмы, одним из которых был «Комиссар Мартин Бек». Для меня это было
пробуждением. И откровением: оказывается, шведы могут творить такое!
Меня зацепило, и мы сидели вместе, смотрели серию за серией. Мы отлично
проводили время. Но парой мы еще не стали.
В эти дни ее часто не было дома. Она ходила на работу, а затем
возвращалась и ухаживала за мной. Конечно, иногда мы не понимали друг
друга. И мы до сих пор не знали, чего нам хотелось. Ведь мы по-прежнему
были такими разными. Это было неправильно. Но думаю, что так все и
началось. Быть с ней рядом очень хорошо, и я очень скучал по ней, когда
вернулся в Голландию.
Как-то я спросил у нее, не хочет ли она приехать ко мне. Она
согласилась и навестила меня в Димене. Это было мило. Но моим маленьким
домиком она, мягко говоря, не была впечатлена. К тому времени мне начало
нравиться жить там. И холодильник был всегда полным.
Но, по ее словам, был тот еще беспорядок. Она помыла все полы у
меня дома. Говорила, что у меня всего лишь три тарелки, да и те не
сочетаются. А стены вообще странные. Смесь фиолетового, желтого и
персикового цветов, и в плюс к этому – зеленый ковер. Никакой гармонии.
Полная катастрофа. Да еще и я, одетый, как лузер, который только и делает,
что лежит в кровати и играет в видеоигры, от которых повсюду провода.
Никакого порядка. А я говорю: «Суперстерва».
Чертовскишикарнаясуперстерва, на одном дыхании.
Когда она уехала, я снова скучал по ней. И начал звонить и писать ей
все чаще. От этого мне стало спокойнее. Боже, она классная. Она всему меня
учила. Например, тому, как выглядят вилки и ножи для рыбы. Или тому, как
надо пить вино. До того момента я думал, что дорогие вина пьют так же, как
и молоко. Нет, нет и еще раз нет. Его надо медленно потягивать. Я начал это
понимать. Но это не делало меня спокойнее. Я все время продолжал
возвращаться в Мальмё, и не только для того, чтобы увидеться.
Как-то я привел в ее дом некоторых моих друзей. Мы бегали по ее
гравийным дорожкам, и ее это взбесило. Она заорала на нас, мол, они же были