Я - Златан

«Не звоните сюда!»

Я не мог привести туда своих друзей, а если они спрашивали обо мне,

я об этом даже не узнавал. Телефон не был для меня чем-то важным, да и

дома мне не с кем было поговорить. Ну, хорошо, да, когда было

действительно что-то важное, я мог обратиться к папе. Он мог сделать для

меня что угодно, хоть в центр города метнуться, чтобы в своей слегка

нахальной манере всё разрулить.

Его походка словно говорила: «Ты кто нахрен такой?». Но ему было

плевать на это. А так же ему было плевать на то, что произошло у меня школе, на футболе или с друзьями, поэтому мне приходилось держать всё в себе или

идти куда-нибудь. Первое время с нами жил ещё мой сводный брат, Сапко, я

бы мог с ним, в принципе, иногда поболтать, ему тогда 17, кажется, было. Но

я плохо помню, что тогда было, а вскоре отец и вовсе выпнул его на улицу.

У них иногда случались серьёзные разногласия. Печальная, конечно,

история: мы с папой остались вдвоём. Мы были одиноки, потому что, как это

ни странно, у него тоже не было никаких друзей, которые приходили бы в

гости. Он просто сидел и пил. Без компании. И не закусывая. Хотя еды всё

равно не было.

Я всё время был на улице: в футбол играл, гонял на ворованных

великах. Частенько я приходил домой голодный как волк, открывал

холодильник и думал: «Пожалуйста, пожалуйста, путь будет хоть что-то!».

Но нет, всё тщетно, было разве что молоко, масло, хлеб, и, если повезёт, немного сока. Мультивитамин, 4-хлитровый пакет, самый дешёвый сок, купленный в арабском магазине. Ну и пиво, конечно, Приппс Бла или Карлсберг, 6 упаковок. А иногда было только пиво, и мой желудок начинал требовать еды. Никогда не забуду эту боль. Спросите Хелену! Я всегда говорю, что холодильник должен быть заполнен. И буду говорить. На днях мой сын Винсент плакал, потому что ему ещё не подали макароны, которые уже готовые стояли на плите. Мальчуган кричал, потому что не получал свою еду достаточно быстро, на что мне хотелось воскликнуть: «Да если б вы только знали, насколько хорошо вы живёте!». Я мог все углы в доме обыскать, чтобы найти хотя бы макарошку или фрикадельку. Я мог тостом наестся. Мог съесть целую буханку хлеба. Ну, или на крайняк к маме поехать.

И думаете меня там ждали с распростёртыми объятьями? Ничего подобного.

«Чёрт, Златан приехал? Разве Шефик его не кормит?». Иногда она вопила:

«Мы, что, похожи на миллионеров? Ты у нас собираешься есть или на

улице?» Но на самом деле мы помогали друг другу. Я начал войну с пивом в

папиной квартире. Я взял и вылил в унитаз содержимое некоторых бутылок.

Не всё, конечно, но с самым очевидным я расправился.

Он вообще редко что-то замечал. Пиво было повсюду: на столах, на

полках, и зачастую я просто собирал пустые банки в большой чёрный

мусорный мешок и сдавал их. Я мог получить 50 эре

за банку. Иногда я мог набрать на 50, или даже на 100 крон (100, 200 банок). Банок была целая куча, но я был рад наличным. Но, безусловно, это всё было грустно. Как и все дети в подобной ситуации, я научился угадывать его настроение. Я точно знал, когда с ним можно поговорить. На следующий день после того, как он выпил, это было бесполезно.

А на второй день ещё хуже. Иногда он просто рвал и метал. А иногда

был невероятно щедрым. Давал мне пятьсот крон за милую душу. В то время,

я коллекционировал футбольные фотографии. Вам давали жвачку и 3 фотки

в небольшом пакете. Оу, каких парней я хотел бы получить? Я задумался.

Марадона? Я часто разочаровывался, особенно когда мне попадались

шведские игроки, а я о них ничего не знал. Но однажды папа пришел домой

с целой коробкой. Это был просто разрыв. Я открыл их все, добрался до всех

крутых бразильцев. Иногда мы смотрели вместе телевизор, разговаривали.

Вот это было просто прекрасно.

Но в другие дни он пил. У меня в голове были какие-то страхи, и я

стал сталкиваться с ними, когда повзрослел. Я не сдавался, как мой брат. Я

говорил ему: «Ты слишком много пьешь, пап», и у нас было несколько

безумных препирательств, иногда совсем бессмысленных, но каждый хотел

доказать свою правоту. Я хотел доказать, что у меня есть своё мнение, но

затем дома снова был этот долбаный беспорядок.

Но он никогда не трогал меня физически, никогда. Ну, как-то он

поднял меня на пару метров и бросил в постель, но это потому что рядом

была его драгоценная Санела. Он был добрейшим человеком в мире где-то в

глубине души, и теперь я понимаю, что жизнь у него была непростая. «Он

пьёт, чтобы запить горе», — сказал как-то мой брат, и, быть может, он был

прав. Война задевала его за живое.

Война — странная штука. Я никогда ничего не знал об этом. Я был

защищён. Все себя превозмогали. Я даже не понимал, почему мама и сёстры

одеты в чёрное. Это мне напоминало какие-то странные модные веяния.