Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих

Как обычно, только самые расчетливые и рациональные ребята сохраняли присутствие духа и трезвость рассудка. Но в то утро после моей необычной встречи с Лео я не принадлежал к числу таких людей. Первое, что я сделал в день после встречи с Лео, – навел справки относительно потенциальных сожителей моей «мишени». Ведь во время нашего разговора кто-то же крикнул из другой комнаты нечто похожее на слово «дохлый».

Оказалось, у Лео в самом деле имелся сожитель: 12-летний внук, который, как и он сам, работал в городе. Я также разузнал, что русское слово «дед» было похоже на английское слово «дохлый», только в нем был некий призвук «е», как в слове «диета». Это помогло мне продвинуться вперед. Но только совсем немного.

Моя проблема заключалась в том, что даже через семь лет работы в ФБР я все еще слишком часто думал как морской пехотинец. Солдат приучают ко всяческим неожиданностям, так как они действуют в ситуациях, где внезапность – обычное дело. Однако агенты не строят вообще никаких предположений, пока не соберут объективные, материальные, рациональные данные, свободные от каких бы то ни было эмоций, включая наиболее деструктивную из них – страх. Такая стратегия часто приводит нас к наиболее прогнозируемому сценарию развития событий. Если вы частный предприниматель, этот метод почти наверняка будет эффективным, так как бизнес в основе своей нацелен на погоню за прибылью, что сильно облегчает предсказание ситуаций.

Врачи используют похожую систему, когда проводят осмотр пациента, и с ее помощью часто ставят наиболее вероятный диагноз. Они говорят, что в этом деле важно увидеть за деревьями лес. Другими словами, нужно проникнуть в суть проблемы, не отвлекаясь на несущественное.

Независимо от профессии, применять рациональный систематический подход гораздо мудрее, чем отдаваться на милость страхов, попадать под влияние иллюзий и раздумывать о маловероятных катастрофах, которые, может быть, никогда и не произойдут. Я называю такой тип сверхэмоциональной, бесцельной погони за призраками «эмоциональным затмением».

Похоже, Лео толкал меня прямиком к такому затмению. Возможно, даже заманивал в ловушку, и такая тактика, вероятно, была опробована им на тех 14 парнях, работавших с ним ранее. Все выглядело так, будто спектр вариантов взаимодействия с ним неожиданно сократился: я мог либо держаться на расстоянии от своего подопечного (и в таком случае подвергся бы осуждению за недостаточные усилия), либо попытаться подлизаться к нему и подождать, пока он не выставит меня дураком или не заставит потерпеть неудачу, бог знает по какой причине. Моя работа, конечно же, и заключалась в выявлении мотивов русского. Но я не был богом.

Попытка расколоть Лео заставила меня почувствовать себя юнцом, но не в хорошем смысле этого слова. В детстве я часто чувствовал себя жертвой вероломства и поступал так, как и большинство людей: осуждал предателей, пытался избежать вреда и клялся, что не допущу подобного снова. Но все повторялось, и каждый раз будто впервые, что неизменно удивляло, потрясало и оскорбляло. Обладая одной лишь скудной мудростью юности, я думал, что в достаточной мере закалился и строго ограничил круг своих знакомств и привязанностей, поэтому был уверен, что меня уже никогда нельзя будет застигнуть врасплох.

Как и многие другие, я тоже ссорился с друзьями, уходил с работы, прекращал романтические отношения, держал злобу на врагов, вынашивал в душе гнев на недругов и фантазировал о свершении возмездия. Нет нужды говорить, что, когда наступил пубертатный возраст, все вышеперечисленное превратилось, так сказать, в работу на полную ставку.

Когда же я повзрослел, то преодолел все рефлекторные реакции только потому, что они лишь создавали атмосферу изоляции и отчуждения от других. Но даже тогда у меня не было ни стратегии, ни философии для заполнения вакуума в голове. Куда бы я ни посмотрел, я все время видел людей, которые нуждались в чем-либо, плели интриги и не задумывались о желаниях окружающих. Мне, конечно, приходило в голову, что я был по сути дела таким же мерзавцем, называя подобное отношение к жизни личными амбициями.

Поскольку по натуре я оптимист, для меня каждый новый день озарен мечтой, что завтра жизнь изменится и вскоре я встречу прославленных и достойных людей, которые сдерживают свои обещания, всегда стойко переносят любой кризис, говорят только правду и работают настолько усердно для меня, как бы и я с удовольствием поработал для них. Но мои взгляды не изменили всего мироустройства. Жизнь, как известно, идет своим чередом и иногда подкидывает проблемы. Их причина меняет свою форму от эпохи к эпохе, от человека к человеку, но редко когда отдаляется от изначальных мотивов любой личности: необходимости выживания с мечтой о процветании.