Так что же будет закон? Рассмотрим это так. Пусть бы кто-нибудь о сказанном сейчас спросил нас: если вы говорите, что зрением видите зримое, то каким действительно зрением видите? Мы отвечали бы ему, что тем чувством, которое посредством глаз открывает нам цветá. А он опять спросил бы: что же? когда слухом слышите вы слышимое, то каким действительно слухом? Мы отвечали бы ему, что тем чувством, которое посредством ушей открывает нам звуки. Таким же образом он спросит нас: если законом постановляется узаконяемое, то каким действительно законом? Чувством ли это каким, или открытием, – подобно тому, как изучаемое изучается открывающим его знанием; или каким изобретением, – подобно тому, как изобретается изобретаемое, например, как медициною обретается полезное для здоровья и вредное, а искусством провещания – то, что, по словам провещателей, замышляют боги. Ведь искусство у нас есть как бы изобретение дел. Не правда ли? <…>
Закон здесь сопоставляется с чувствами: как чувства позволяют нам открывать мир как некий закономерный порядок, так и закон позволяет нам чувствовать, каким образом должны быть правильно устроены дела. При этом речь идет по-прежнему о государственных законах, а не законах природы, просто потому что с точки зрения античной философии зрение, слух и другие органы чувств не просто пассивно воспринимают внешние воздействия, но улавливают некоторый порядок, стоящий за этими воздействиями; и тем самым упорядочение впечатлений неотделимо от признания порядка вещей и явлений. Современного понятия «объективности» античная философия не знала, «объектом» называлось препятствие для восприятия, буквально «лежащее на пути», но не сами воспринимаемые вещи, восприятие которых не было отделено от практического или мысленного учреждения в них порядка.
Закон хочет быть обретением сущего. Если же люди, как нам кажется, не одними и теми же пользуются законами, – значит, не всегда могут они обретать то, чего хочет закон, – обретать сущее.
Геракл на распутье между Добродетелью и Порочностью