Я знаю, что видел

– Ладно. Помните о вашей позиции. Невиновен. Возможно, вы услышите, как я начну возмущаться насчет раскрытия нам той или иной информации, но в целом все должно пройти гладко. Вам будут называть даты, «регламентные сроки», это просто сроки подачи документов и все такое. Единственная дата, которая вас должна волновать, – та, что объявят в конце, день суда. Понятно?

Киваю. Джен делится новостями касательно пластинки: обвинение так и не нашло второй фрагмент.

– Что? – переспрашиваю я.

– Вот дерьмо, нас вызывают. Пойдем, Назрин все объяснит в суде, – говорит она, и мы следуем за Назрин, которая на ходу накидывает парик на голову.

Суд производит впечатление дежавю. Будто увеличенная версия зала, в котором я уже бывал. Этот зал просторный, а место судьи так далеко, что я едва могу его разглядеть, когда он наконец заходит. На судье красная мантия, он добродушно всем улыбается. Меня заводят на огороженную стеклом скамью подсудимых, просят назвать имя и гражданство, а затем сесть.

– Вы готовы к предъявлению обвинения, госпожа Хан? – спрашивает судья.

– Да, ваша честь.

– Прекрасно. Прошу секретаря судебного заседания зачитать обвинение, – обращается он к секретарю.

– Александр Шют, согласно настоящему обвинительному акту вы обвиняетесь в убийстве человека. В нем указано, что тридцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого года вы убили Мишель Макинтош. Ваше отношение к предъявленному обвинению?

Суд моментально затихает, как будто весь мир вдруг взял и остановился. Все ждут, и какая-то часть меня тоже ждет.

– Невиновен, – говорю я.

Остаток слушания проходит именно так, как меня предупреждали, пока Назрин не встает со своего места.

– Ваша честь, на прошлой неделе мы с удивлением узнали, что одно из вещественных доказательств с места преступления утеряно.

– Утеряно? – уточняет судья. – Это критически важное доказательство?

– По нашему представлению, да, ваша честь. Мы считаем, что ответчик скорее был свидетелем убийства, чем совершил его. Мне сообщили, что он видел, как незадолго до совершения убийства убийца снял с проигрывателя пластинку и швырнул ее через комнату, разбив таким образом надвое. Учитывая обстоятельства и механику броска, на данной пластинке могли сохраниться отпечатки пальцев убийцы.

– Да. И что вы хотите этим сказать, госпожа Хан?

– Я хочу сказать, ваша честь, что Корона имела возможность исследовать один из двух фрагментов, однако полиция, судя по всему, утратила второй фрагмент. Исследование первого фрагмента результатов не дало.

– Понятно.

– И мы хотели бы прямо здесь и сейчас уведомить Корону, что в данных обстоятельствах мы, весьма вероятно, заявим о необоснованной подаче иска.

– Да. Господин Дуглас-Джонс? Что вы можете на это ответить?

– Мы наводим справки, ваша честь. В то время, когда имело место данное событие, обстоятельства указывали на несчастный случай, вследствие чего вещественные доказательства не были должным образом собраны и сохранены, как того требует расследование убийства. В сухом остатке, ваша честь, мы имеем то, что имеем. Честно говоря, удивительно, что у нас вообще остался фрагмент пластинки для проведения экспертизы.

– Понятно. Что ж, госпожа Хан, вы можете придерживаться данной позиции, но я пока не убежден, что на данном основании должен приостановить слушания по делу.

Вскоре меня отпускают, и вот я уже в коридоре, где меня инструктирует Назрин.

– Помните об условиях залога. Джен будет с вами на связи. И если вам что-то еще придет в голову, дайте нам знать – чем скорее, тем лучше.

Киваю и, проводив их обеих взглядом, поворачиваю к главной улице. Адреналин от суда потихоньку сходит на нет, и спустя несколько мгновений на свежем воздухе я снова прихожу в равновесие. Озираюсь, чтобы сориентироваться, и вижу перед собой знакомое лицо.

– Вы? – восклицаю.

– Ксандер, – говорит Блэйк.

Стоя прямо рядом с ней, я впервые могу разглядеть ее при свете дня. Она кажется моложе и привлекательней. Но бледность кожи выдает долгие часы, проведенные в помещении под светом лампы.

– Значит, невиновны?

– Да.

– Хорошо.

Она поворачивается, чтобы уйти, но останавливается.

– Знаю, прозвучит странно, но если я могу вам чем-то помочь…

– Благодарю, – отвечаю я.

Я тронут тем, что она мне верит. Нет, больше того, я чувствую, что меня видят, отчего даже кажется, что я смогу наконец найти путь к обретению себя.

Она слегка улыбается и идет к припаркованной полицейской машине.

* * *

Посередине Лондонского моста я останавливаюсь посмотреть на воду. Ничто в реке не выдает какого-то тепла или чувственности. Вид с обеих сторон моста великолепен, но вода под ним как вязкая взвесь. В ее палитре нет ни голубого, ни зеленого. Ни эмоции, ни намека на что-либо радостное. Лишь отчужденность и бесстрастность.

Где-то здесь закончится и моя последняя прогулка. Когда я погружусь в ее холодное лоно, ни я, ни она не будем оплакивать ушедшее время. Надо мной пробежит легкая рябь, а камни в карманах потянут к самым глубинам. Я смогу. Я никогда не сомневался. Если придется. И дня в камере больше не протяну.