Я знаю, как ты дышишь

Он помнил — нет, вернее, ВСПОМНИЛ, что в те самые дни от нее пахло страхом с такой сногсшибательной силой, что даже он забеспокоился! И поехал к Антону… и пытался донести до той, которая была названа кем-то когда-то именем Катя, что происходит с его женой. У него не слишком хорошо тогда получилось, потому что все время сбивало это имя — Катя. Никакая она была не Катя! Как и Жанна была никак не Жанной… Странно, что люди не пытаются присмотреться к только родившемуся НОВОМУ человеку: кто он? Какое СОЗВУЧИЕ? Соединение красок, запахов, звуков… полутонов, которые год от года будут проявляться, крепнуть, вызревать… И как мало имен в мире, но даже и тех, что уже есть, люди не используют сполна, идя все теми же проторенными дорожками, что и сотни поколений до них. И только некоторым везет: Илья — имя, данное ему наверняка случайно! Странно, что оно попало в точку: но так тоже бывает. Когда первый же выстрел неумелой руки оказывается прямо в середине мишени. Однако в основном такие выстрелы попадают куда им и положено: в небо, в снег, в туман, в горящий закат… да что ему станется, закату? Он умрет сегодня вместе с нелепым именем. А завтра будет новый! Или имя летит и пытается прицепиться к человеку, случайно прошедшему рядом. Человеку с другим, но таким же нелепым, ничего о нем не рассказывающим именем. И ему бы назваться, как то, что приснилось накануне родов его матери: приснилось единственно правильным кодом, ключом, звукорядом, цветовым сочетанием, всем вместе! Когда уже научатся записывать это?! И когда люди перестанут удивляться случающимся промелькам НАСТОЯЩЕГО? И не спрашивать с испугом самих себя: вот это, только что — ЧТО это было?!

Он знал, что назовет сына колокольным именем: Ан-тон. Которое будет менять тон, крепнуть и глубже звучать год от года — и в этом будет только логика, только ПРАВДА. В имени Жанна не было правды… Оно, наоборот, все мельчало, обесценивалось, протиралось, линяло, рвалось на части… Оно было чужим и случайным — как подобранная на дороге бумажка, обрывок текста… Оно ни о чем не говорило… как и имя Катя. Катя — это наивное, с торчащими кудряшками, как ни причесывай, все равно не соберешь: вечно махрится по всей голове, выбивается то на виске, то сзади… Катя — это один носок всегда спущен и у юбки то подкладка отпоролась, то змейка разошлась… Катя — это ситцевое, именно ситцевое, а не батистовое Настя, или сатиновое прочное Татьяна, или трещащее ацетатными искрами Юлия, или же Полина — имя из натурального шелка, гладкого, тяжелого… Катя — это румянец на щеках, вот тут, тут угадали, как она краснеет, эта Катя! Но больше… больше ничего…. Как жаль! Он бы придумал ей более подходящее имя — но что ему Катя! Когда рядом мучилась Джен-Дженни-Йена… птичка! Кто прав? Она, он, девушка с неподходящим именем Катя и нервным, неровным закатом румянца?

Может, в самом деле та, что потребовала звать себя Жанной, что-то ищет… Ищет и не находит? Он ей чего-то недодает… да! Каких-то витаминов любви… И как можно было ему — ему! — замкнутому, зацикленному на себе, повернутому вечно в себя, вовнутрь, — как можно было ему вообще к ней приблизиться?! Он не мог дать ей того, чего она хотела, — и столько, сколько она хотела. Не потому что у него этого не было — напротив, у него ЭТОГО было в избытке! Но если говорить, повторять это слово, которое она желала слышать каждый день, оно сначала потеряет звучание, а потом и вовсе станет ничем! Как объяснить, что даже у слов — и в первую очередь у слов! — истирается оболочка, а потом и распадается, и то, что было в нее облечено, испаряется без следа? Становится розой без запаха… а потом и той, что внезапно приобретает запах: но это уже дух тления, распада, конца.

Снег не всегда пахнет снегом, зима — зимой, так же как музыка не всегда бывает звуком. Наверное, это порой невозможно представить… и он — не тот, кто может это внятно объяснить. Более того, он не хочет этого объяснять. Неспособен. Как некоторые неспособны понять бесконечность Вселенной и конечность жизни.

Он любил ту, что спала — или не спала? — в соседней комнате; он любил ее бесконечно — или конечно? — с того самого дня, когда она шла по улице, будто по тоннелю из поставленных друг против друга зеркал, и держала в руках цветы — желтые, бессонные, цветы-якорь, цветы-знак, цветы-ключ.

Он просидел тут, раздумывая, как ей помочь в этот раз и как ЗАСТАВИТЬ принять помощь! — принять, не разрушив и не сломав ничего, что они выстроили вдвоем в их собственном зеркальном тоннеле. Ночь уже заканчивалась, шла на убыль, менялась, линяла, будто змея, и выползала из старой кожи: начинался рассвет. Та же змея становилась утром: свежим, обновленным… хотя до этого еще далеко. Он успеет. Постарается успеть. Еще не поздно содрать с себя все, словно ставшую тесной кожу — оболочку, кожуру… УПАКОВКУ. Снять, как оболочку со слова: не рассыпав, не растеряв, не смяв содержимого. Которое тоже постоянно меняется… и меняет тебя самого. Снять — и предъявить самую суть. Ему кажется, она сумеет… она поймет!