Я знаю, как ты дышишь

Далее за ворвавшимся в ее сознание словом последовал непонятный звон, но Катя твердо знала, что обычно при ее профессии после слова «настоящий» следовало «Шерлок Холмс». Однако сейчас что-то не складывалось… не срасталось, включая странный звон в ушах и как бы во всей голове. Хотя все остальное — остальное срослось очень точно… все, что они с Сорокиной спланировали после того, как она поговорила с Любой Барибобу — бывшей Любой Крячко, продавшей ей когда-то те самые счастливые сапоги, в которых ее привезли в клинику к Тиму… нет… привезли ее в туфлях! Опять-таки, нет: в туфлях она выписывалась, потому что уже тепло было, а привезли ее… Ох ты ж… привезли-то ее в чем мать родила! Потому что ее тогда раздели и топили в ванне! И она была совершенно голая! Нет… не голая… Лысенко ее, как приличного человека, в простынку завернул! А сейчас вот ужасно холодно… и наверняка она голая… потому что одетому человеку просто не может быть так холодно! Не должно быть так холодно… в декабре? В декабре всегда холодно! И вчера ей тоже было холодно, и она решила по пути заскочить домой и вместо тонкого свитера надеть под куртку толстый, потому что ей предстояло еще бегать и бегать, а на улице с утра как задуло, так и не прекращало, и у нее уже зуб на зуб не попадал. Нужно было срочно утепляться, пока она не простудилась и не слегла в самый ответственный момент, как тогда, когда они брали маньяка, а она подхватила такой грипп, что даже из дому выйти не могла! И было ужасно обидно… хотя нет, не ужасно, потому что они как раз помирились с Тимом и он так трогательно за ней ухаживал…

Да, свитер нужно было поддеть непременно — такой толстый свитер, с горлом и очень длинными рукавами, закрывающими даже пальцы наполовину. Она знала, где этот свитер лежит, что было удивительно при том беспорядке, который образовался ее стараниями в их комнате. Потому что туда постепенно перекочевала половина коробок с балкона, так как в комнате гораздо удобнее было их потрошить, а на балконе уже и ступить было некуда, да и темно — и утром, и вечером, когда они оба возвращались.

Она совсем неслышно открыла дверь своим ключом, так же неслышно, будто вор-домушник, скинула сапоги и повесила на вешалку куртку. За последнее время, после обидных замечаний Сорокиной, что наружник из нее совсем никудышный, она насобачилась передвигаться не производя никакого шума — почти как ниндзя! Отрабатывала технологию она в основном в квартире, и порой никто и не подозревал, что Катя пришла домой, и уже проскользнула в их с Тимом комнату, и даже балкон с коробками открыла и закрыла, и парочку выволокла, и сидит теперь посреди устроенной барахолки совершенно как домовая мышь под полом — нет, даже еще тише! Потому что мыши не задумываются о том, слышат ли их… или же задумываются?

«Только рассуждений о психологии мышей мне не хватало!» — мысленно фыркнула Катя и, совершенно не используя пятку, на одних лишь пружинящих носочках двинулась вглубь квартиры. Квартиры, где, в отличие от места, в котором она только что побывала, ничего не скрипело, не шаталось, не отваливалось при первом прикосновении, не падало, не обрушивалось… Словом, красться беззвучно здесь было совсем легко, и она даже улыбнулась.

— …Нет, нет! — внезапно раздался голос совсем рядом, и Катя резко затормозила. Оказывается, свекровь дома! Когда ее тут вовсе не должно было быть! У нее вроде сегодня прием в платной клинике… или это завтра? Или… вчера? С этими сорокинским авралом и спешкой она совершенно запуталась в днях недели, если честно. Вот что бывает, когда сначала не ходишь на работу, а потом возвращаешься и…

— …нет, что ты! Я даже рада, что они у нас живут!