Я знаю, кто ты

Джек берет мою руку в свои. Он смотрит на меня через стол ресторана в гостинице, и мне кажется, что на нас обращены все взгляды. Невозможно остаться друг другу чужими в реальной жизни, когда столько месяцев проводишь вместе на съемках. Я знаю, что ему приятно держать меня за руку, и его прикосновение кажется более интимным, чем следует. Я боюсь того, что должно случиться, но теперь уже слишком поздно. Слишком поздно делать вид, будто мы не знаем, к чему все идет. Я вижу, что люди смотрят в нашу сторону, люди, которым известно, кто мы. Джек, кажется, чувствует мое беспокойство и ласково сжимает мне пальцы, чтобы придать уверенности. В этом нет необходимости. Когда я приняла решение, меня уже не переубедить – это не под силу даже мне самой.

Не говоря больше ни слова, он расплачивается наличными и поднимается из-за стола. Я беру салфетку с колен и вытираю рот, хотя почти ничего не ела. На кратчайшее мгновение я вспоминаю о Бене – и тут же об этом жалею, потому что стоит мыслям о нем появиться в моей голове, как от них очень сложно избавиться. Я уже и не помню, когда в последний раз Бен звал меня на романтический ужин, когда я, находясь рядом с ним, чувствовала себя привлекательной. С другой стороны, настоящее время главенствует над остальными. Оно свысока смотрит на прошлое и не обращает внимания на соблазны будущего. Я отмахиваюсь от страха, который пытается меня остановить, и иду за Джеком. Несмотря на сомнения, я всегда знала: когда придет время, я пойду за ним.

Джек первым заходит в гостиничный лифт. Двери начинают закрываться, но я не ускоряю шаг, это не обязательно. Железные челюсти открываются снова, и как раз вовремя. Я делаю шаг внутрь, и они проглатывают меня целиком. В лифте мы не разговариваем, просто стоим рядом. Наш биологический вид развил способность скрывать желание, как будто его следует стыдиться, хотя мы созданы именно для того, чтобы нас привлекали другие люди. Так или иначе, ничего подобного я раньше не делала.

Я чувствую, что в лифте мы не одни. Чувствую, что на нас смотрят. С каждым новым этажом я все яснее ощущаю, зачем мы здесь. Когда мы выходим на седьмом этаже, его рука касается моей – вероятно, случайно. Не возьмет ли он меня за руку? Не берет. Никакой романтики. Мы оба знаем: мы здесь не за этим.

Он вставляет карточку в щель на двери, и сперва мне кажется, что карточка не сработает. Потом я уже надеюсь, что не сработает. Тогда у меня было бы еще время в запасе. На самом деле я не очень хочу это делать и удивляюсь, зачем же делаю. Кажется, я всю жизнь провожу, делая то, чего не хочу.

В номере Джек снимает пиджак и швыряет его на кровать резким движением, словно сердится на меня, словно я в чем-то виновата. Его красивое лицо оборачивается ко мне; черты искажены чем-то вроде ненависти и отвращения, как будто они выражают мое собственное мнение обо мне в этот момент, в этой комнате.

– Я думаю, нам нужно поговорить. Ты согласна? – говорит он. – Я женат, – эти слова звучат как обвинение.

– Я знаю, – шепчу я в ответ.

Он делает шаг ко мне.

– И люблю свою жену.

– Я знаю, – снова отвечаю я.

Мне не нужна его любовь, пусть она принадлежит жене. Я отворачиваюсь, но он берет мое лицо в свои руки и целует меня. Я стою абсолютно неподвижно, словно понятия не имею, что делать, и на секунду мне становится страшно, что я не вспомню как. Сначала он так нежен, так осторожен, как будто боится меня сломать. Я закрываю глаза – с закрытыми глазами проще – и отвечаю на поцелуй. Он переходит к решительным действиям быстрее, чем я ожидала: его руки скользят с моих щек на шею, на платье, скрывающее грудь, его пальцы нащупывают границу лифчика под тонким слоем хлопка. Он останавливается и отстраняется.

– Черт. Что я, черт возьми, делаю? – говорит он, и я пытаюсь вспомнить, как дышать.

– Я знаю. Извини, – отвечаю я, как будто это моя вина.

– Ты как будто завладела моей волей.

– Извини, – говорю я опять. – Я думаю о тебе все время. Знаю, что это неправильно, и, честное слово, изо всех сил старалась не думать, но у меня ничего не вышло. – Мои глаза наполняются слезами.

Он старше меня как минимум на десять лет, и рядом с ним я чувствую себя неопытным ребенком.

– Ничего страшного. Что бы это ни было, ты не виновата. Я тоже о тебе думаю.

После этих слов я прекращаю плакать, как будто эта последняя фраза меняет все. Он берет меня за подбородок и обращает мое лицо к своему. Я изучаю его, пытаюсь понять, есть ли хоть капля правды в его словах. Потом я тянусь поцеловать его, в моих глазах молчаливый призыв. Теперь он не колеблется. Теперь наши жизни – все, кроме этого момента, – похоронены и забыты.

Руки Джека двигаются все ниже по моей груди, умелые пальцы освобождают меня из платья, обнажают черный шелк лифчика. Он поднимает меня и сажает на стол, в процессе сметая на пол меню обслуживания номеров и телефонный аппарат. И не успеваю я сообразить, что происходит, как он уже сверху, он удерживает мои руки и оказывается у меня между ног.

– Стоп! Снято, – говорит режиссер. – Спасибо, ребята. Мне кажется, мы здесь закончили.

Восемь