Я знаю, кто ты

Отрицание – самый разрушительный вид самоповреждения.

В моей голове звучит шепот, круг за кругом повторяя одни и те же слова:

Исчез. Убежал. Уехал. Ушел. Растворился. Пропал.

Потом карусель перестает вращаться, останавливаясь на слове, которое подходит лучше всего. Простое и короткое, оно встает на свое место, как кусочек паззла, который мне неожиданно пришлось решать.

Моего мужа нет.

Два

Интересно, куда попадают другие люди, когда выключают на ночь свет.

Неужели они все погружаются в сон? Есть ли еще такие, кто, как я, бродит в холодной темноте внутри себя, копается в тени своих самых черных мыслей и страхов, ногтями раскапывает грязь воспоминаний, от которых хотел бы избавиться? Надеясь, что никто другой не видит, куда они погрузились.

Когда звонок будильника прекращает мои попытки уснуть, я встаю, принимаю душ, одеваюсь. Выполняю все привычные действия, как если бы это был обычный день. Только я, кажется, не способна выполнять их с обычной скоростью. Каждое движение, каждая мысль мучительно медленны. Как будто ночь специально старается задержать наступление предстоящего дня.

Перед тем как лечь, я позвонила в полицию.

Я сомневалась, правильно ли поступаю, но, видимо, теперь не обязательно ждать сутки, чтобы заявить об исчезновении человека. Исчезновение. Это слово вызывает ассоциации с трюком фокусника, но ведь перед публикой выступаю я, а не мой муж. Незнакомый голос в трубке звучал ободряюще, а вот слова, которые он произносил, не очень. Особенно одно слово, которое он неоднократно просвистел мне в ухо: исчез.

Исчез человек. Исчез муж. Исчезли воспоминания.

Я хорошо помню, какое выражение было у моего мужа, когда я в последний раз видела его лицо, но случившееся дальше в лучшем случае предстает размытой картинкой. Не потому что у меня плохая память или я люблю выпить, это все не про меня, а из-за того, что произошло потом. Я закрываю глаза, но все еще вижу Бена, вижу гримасу ненависти на его лице. Я моргаю, чтобы картинка пропала, как будто это песчинка, небольшая помеха, которая заслоняет мой любимый вид на нас.

Что мы сделали? Что я сделала? Зачем он меня заставил?

Добрый полицейский, с которым я в итоге поговорила, набрав третий по счету и последний номер, записал наши координаты и сказал, что со мной обязательно свяжутся. Затем он попросил меня не волноваться.

С таким же успехом он мог бы попросить меня не дышать.

Я не знаю, чего ждать, и мне это не нравится. Мне никогда не нравилась импровизация. Куда лучше, когда моя жизнь идет по сценарию, когда она спланирована и аккуратно расписана. Даже сейчас я жду, что Бен вдруг войдет в дверь и расскажет одну из своих очаровательных смешных историй, все наконец объяснит и исправит поцелуем.

Но он этого не делает. Он ничего не делает. Его нет.

Как бы мне хотелось, чтобы у меня был кто-нибудь еще, кому можно позвонить, все рассказать, с кем можно поговорить. Но такого человека нет.

Когда мы познакомились, Бен начал постепенно перестраивать мою жизнь. Он плохо отзывался о моих друзьях, подрывал мое доверие к ним, пока мы не остались одни. Он стал моей луной, он крутился вокруг меня, управлял приливами моей неуверенности в себе, иногда полностью заслонял солнце и погружал меня во тьму, где мне было страшно, где я не могла разглядеть, что происходит на самом деле.

Или притворялась, что не могу.

Узы такой любви, как наша, скручиваются в сложный узел, который трудно распутать. Если бы люди знали правду, они бы спросили, почему же я оставалась с ним, и я бы ответила честно: потому что я люблю нас больше, чем ненавижу его, и потому что это единственный мужчина, с которым я когда-либо хотела завести ребенка. Несмотря на все, что он сделал, чтобы причинить мне боль, я до сих пор хотела только одного: чтобы у нас был ребенок и шанс начать все с начала.

Новая версия нас.

Было жестоко не позволить мне стать матерью. Было глупо думать, что я приму его решения как свои собственные. Но я хорошо притворяюсь. Я построила на этом карьеру. Если замаскировать трещину, она не исчезнет, но когда так делаешь, жизнь становится симпатичнее.

Я не знаю, что теперь делать.

Я стараюсь вести себя как обычно, но не могу вспомнить, что это значит.

Уже почти десять лет я бегаю каждый день. Бег я храню в тоненькой папке вещей, которые у меня хорошо получаются. Мне нравится бегать. Как настоящий человек привычки я бегаю одним и тем же маршрутом каждое утро.

И вот я заставляю себя надеть кроссовки. Дрожащие пальцы с трудом вспоминают, как завязывать шнурки, которые они завязывали уже тысячу раз. Затем я говорю себе, что если стоять и смотреть на пустые стены, никому от этого лучше не станет и Бен от этого не вернется.