Я знаю, кто убил Лору Палмер (СИ)

Подъезд встретил его затхлостью и придушенным дешевой дверью The First Rebirth. Пролетом выше сидел тощий паренек в вытянутой вязаной шапке и часто дышал. Сначала Яр думал, что глаза у него закатились, но потом все-таки разглядел зрачки.

— Отдыхаете? — хрипло спросил Яр.

Лицо у парня расплылось в бессмысленной блаженной улыбке.

Он поднимался по крошащейся бетонной лестнице вдоль ядовито-синих стен. Из «О» в «Цой жив» выползала трясущаяся надпись «Оля шлюха», а из «Ж» дымком струилось «жизнь прожить — не поле перейти», но внизу, конечно, все-таки написали «жопа». Яр успел на ходу заметить, что Цой поблек, цитата нацарапана почти каллиграфично, но едва различимо, и только «жопа» выведено уверенными, жирными линиями.

Надписи закрасили. Неизбывная жопа игриво просвечивала из-под блестящей зеленой корки масляной краски.

Он отвернулся и дернул ручку. Конечно, заперто. Скользнул взглядом по белоснежной кнопке звонка, а потом несколько раз пнул рваный дерматин. Кажется, диссонанс между ритмом его ударов и электронными аккордами оказался слишком болезненным для расширенного сознания, потому что дверь ему открыли сразу.

На пороге стояла такая же тощая девица в цветастом халате и такой же дурацкой шапке.

— Не, мужик, мы уже не принимаем, — с сожалением сказала она, выдыхая ему в лицо сладковатый дым.

Позади нее двигалась полутьма, полная размазанных цветных пятен света. Яр кивнул с самым серьезным видом, на который был способен, а потом подхватил девчонку под мышки и выставил в подъезд.

— Э-э-эй! — раздался за его спиной обиженный вздох.

Дальше Яр не слушал, потому что протискивался через узкий коридор, заставленный стульями и обувью, и старался пореже дышать.

В квартире было не протолкнуться. Кто-то орал что-то несвязное, но очень яростное и воодушевляющее. Оратора поддерживали одобрительным мычанием. Кто-то сидел на полу, но большинство пытались танцевать — тряслись и извивались в поникших крыльях своих пестрых тряпок и восторженно таращились друг другу в глаза. Яру пришлось протискиваться вдоль стены, через бока, руки, влажные лица, запахи алкоголя, пота и злых, шипровых, совсем неподходящих этим обдолбанным хиппи духов.

На полу, на полках тянущегося вдоль стены стеллажа, на перевернутых стульях — везде стояли банки с мотками часто мерцающих гирлянд. У порога кухни кто-то спал, свернувшись калачиком, будто сторожил дверь. Яр отодвинул спящего ногой, не встретив никакого сопротивления.

На кухне — с завешенными одеялами окнами, конечно — набилось не меньше десяти человек. Трое сидели прямо на деревянной столешнице у мойки, одна девчонка устроилась на холодной плите. Она раскачивалась, закрыв глаза и подняв обмотанные плетеными шнурками руки. Остальные смотрели на нее со смесью ненависти и умиления. Один парень, сидевший на подоконнике, укачивал огромную тыкву и мурлыкал ей песенку.

— Где Хельга? — рыкнул он на ближайшую девчонку, на которой из одежды были только фенечки и берестяной хайратник.

— Во-о-о-н, — протянула она. — Подружку, хи-хе, сторожит.

Яр дернул дверь спальни, и с облегчением обнаружил, что комната почти пуста. Окна так же завешены одеялами, на полу горит тусклая желтая лампа. Хельга сидит на краю разложенного дивана и сочувственно гладит по спине девушку, лежащую лицом вниз.

— Пришел, — обрадовалась Хельга. — Давай, забирай ее, я сюда людей из коридора запущу и наконец-то до толчка доберусь!

— Вы что ей дали? — хрипло спросил он, опускаясь рядом. Погладил Раду по плечу, убрал спутанные волосы с ее лица. Она спала.