Я знаю, кто убил Лору Палмер (СИ)

— Яр, — Хельга подалась вперед и сжала его запястья. — Ярик, прости меня, пожалуйста, — всхлипнула она. — Вы такие хорошие были. Я так хотела, чтобы все было… чтобы все у вас было… нет, слушай… я ничего про ее отношения с тем торгашом не знаю, правда. Она просила никому не рассказывать, а я теперь думаю…

— Как ты познакомилась с Яной?

— Лем привел меня в прокат, — с облегчением ответила Хельга.

— Как ты познакомилась с Лемом?

— Знаешь на Китайке палатку с кассетами? Там еще пластинки принимают.

Яр кивнул. Многие до сих пор ездили на промзону, где раскинулся огромный азиатский рынок. Там смешивались запахи дешевых тряпок, азиатских и кавказских приправ, фритюра и свежего мяса. Там можно было достать почти все что угодно — не в сердце рынка, где торговали новыми вещами, так ближе к окраине, где располагались палатки и навесы комиссионок и барахолок.

— Ну вот он там торговал. То есть это не его была палатка, но Шуша сказал, что Лем приходит пару раз в месяц. Сам продает, никому товар не доверяет.

— Кто такой Шуша?

— Он… Шуша, — пожала плечами Хельга. — Есть бумажка? Я тебе номерок черкну и сам разбирайся, мне это все не нужно. Но вряд ли он что-то знает — Лем просто приходит с сумкой кассет, продает их, чаще всего покупает новые и уходит. Я думаю он просто Яне помогает, они вроде дружат.

— Почему ты ничего не сказала, Хельга? Почему ни ты, ни Леся, ни кто там еще об этом знал, не сказали мне, что Рада встречалась с каким-то мужиком, которого боялась так, что пыталась научиться пить водку?

— Я кое-что знаю, про тебя, Яр, — вздохнула Хельга. Положила ладони ему на колени. — Я знаю про твои ночные прогулки по барам и подворотням. Ты ведь даже не справедливость там наводишь — тебе просто нужно срывать на ком-то злость.

— И что? Думаешь, я агрессивный псих, который себя контролировать не может?

— Можешь, Ярик, — горько вздохнула Хельга. — В том-то и дело, что можешь. Яр, она сказала… сказала, что…

— Что спит с этим мужиком, — подсказал он. Наверняка Рада одной и той же ложью прикрывала от своих подруг свои встречи с отцом.

Она вздрогнула. И кивнула. Яр опустил руку в карман, чтобы найти пачку сигарет, и в этот момент Хельга вздрогнула снова. Он не сразу понял, что на самом деле она отшатнулась и теплые ладони больше не прижимаются к его коленям.

— С ума сошла? — спросил он, вытягивая сигарету. — Ты сейчас от меня шарахнулась, Оля.

— Я…

— Ты не говорила мне про этого мужика, потому что Рада убедила тебя, что я в припадке ревности башку ему снесу, или ты что-то другое себе придумала?

— Ярик…

Он молча опустил незажженную сигарету обратно в пачку. Ребристый металл кастета во внутреннем кармане ощущался сквозь толстые петли свитера, и Яр успел подумать, что это плохой талисман на удачу.

Его испугалась Хельга. Поразительно. Уж она-то должна была знать, кому стоит его бояться.

— Что-нибудь еще скажешь? — равнодушно спросил он.

— Рада встречалась с Лемом. Купила у него пластинку… «Колокола» Рахманинова, — торопливо вспоминала Хельга. — Это на поэму Эдгара По, Рада играла на отчетном концерте… мечтала сыграть в составе… от колокольчиков саней в свадебным колоколам, от свадебных колоколов к набату и от набата к похоронному звону… она тогда напилась и перед тем, как отрубиться все бормотала, что «слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой». И плакала… Еще Лем ей сказал… сказал, и она все у меня спрашивала, почему он так сказал… мне казалось, после этого она стала бояться еще сильнее.

— Что же Лем ей сказал?

— Сказал, что знает, кто убил Лору Палмер.

…

Смотровую площадку замело. Яр не стал садиться, только тяжело оперся о парапет. Он подумал, что холод сделал металл хрупким, что веса в нем больше центнера, и что не нужно испытывать судьбу. Но остался стоять.

Ветер был холодным и колючим. Город стелился золотом где-то позади, и Яр рассеянно думал, что ему туда незачем возвращаться.

Они тогда сделали то, чего делать никак не стоило. Не стоило делать этого в прилегающем к смотровой площадке парке, не стоило так торопливо искать ответы на незаданные вопросы друг у друга под одеждой. Не стоило думать, что поцелуй честнее высказанной правды и что если заниматься любовью полностью отключив голову, то ничего, кроме любви в мире не останется.

… Так безумен каждый крик,

Что разорванные звоны, неспособные звучать,

Могут только биться, виться, и кричать, кричать, кричать!

Но они это делали, и тогда это было так.