- Потому что Вискор лишь придумала себе эту любовь, больную и неправильную, о которой мечтала всю свою школьную жизнь, наблюдая издалека за объектом своего обожания, хоть она и частично осознавала, что она ему не нужна.
— Поэтому и пыталась превратить себя в Беллатрису?
— Как мне объяснил Свифт, это психическая болезнь. Она не может смотреть на себя в зеркало без всех этих атрибутов из-за патологической неуверенности в себе, комплексов и неразделенной любви, в которую, впрочем, всем сердцем верила. Она придумала сюжет в своей голове еще в юности и просто навязала его себе в качестве реальности, что ей трудно даже сейчас определить, где правда, а где ложь. Реджина действительно считала себя жертвой в этой истории.
— Бедная… — промямлила Панси, ведь ей действительно немного стало ее жаль по-своему.
— Ни чуть. — усмехнулся Поттер в ответ, вполне ожидая такую реакцию, на которую, впрочем, адвокат гадалки и будет давить в суде. — Ну, может и правда немного. Не знаю…
— О чем ты?
— Помнишь, я говорил тебе про то проклятие, что якобы лежит на ней, за что ее и презирают все чистокровные?
— Не было никакого проклятия? — быстро догадалась она.
— Нет, не было. По справкам, что я навел, ее прабабушка когда-то задушила свою родную сестру, чтобы все деньги рода достались только ей. Это было когда девочкам было около 15–16 лет, но по слухам и заметкам, сделанным на полях, можно предположить, что дело было просто в подростковой любви и ревности, а также в браке, что заключили родители с другой семьей.
— Но как же так?! Как она могла?
— Не знаю, но родители отказались от дочери, а их род остался без наследников и исчез. Ее выжгли с древа, и она оказалась на улице. Вот и вся история.
— Но Реджина знала об этом? — нахмурилась Панси.
— Нет. Эту историю и правда скрывали от нее. Она до глубины души была уверенна, что вся это сказочка про нищету правда и активно пыталась это изменить, удачно выскочив замуж, решив, что это единственное, что может разрушить проклятие, но методы у нее были довольно неоднозначны, поэтому вполне закономерно, что она потерпела неудачу. — нахмурился Гарри, вспомнив белое, как полотно, лицо гадалки, когда она наконец узнала всю правду от него, сидя в своей одиночной камере. — Поэтому она и хотела верить в эту любовь с Родульфусом.
— А ее родители?
— Мать, хмм, документов нет, подтверждающих это, но ты и сама знаешь наше общество, в общем она была чистокровной ублажительницей, причем с ранних лет по слухам, а отец пьяница, что разорил полностью свой и так не особо богатый род…
— Подожди, так они …?
— Специально придумали эту сказочку для дочери, чтобы иметь хоть какое-то оправдание перед ней. Красивую историю, чтобы прикрыть свою ничтожность за чужими ошибками, но видно не подумали о последствиях.
— И вот к чему это привело.
В комнате снова повисло молчание, но Поттер не мог не спросить ее:
— Панс?
— М? — задумчиво промычала она.
— Ты уверенна, что не хочешь повидать родителей и сама им все рассказать? Всю правду?
— Нет. — решительно ответила она, сложив руки на груди.
— Но…
— Почему, мам? — неожиданно спросил Питер, сонно потирая глаза и сам видно не осознавая, о чем спросил сейчас мать, а сделал это скорее на автомате.
— Проснулся, маленький? — улыбнулась ему Панси, нежно проведя рукой по его макушке и усмехнулась.
Питер со своими взлохмаченными после сна волосами и сонный удивительно был похож на маленького Гарри, которого она хорошо запомнила именно таким.
— Ага. — промычал мальчик, не переставая тереть глаза в попытке проснуться. — Пап, ты наконец пришел!
— Пришел. — кивнул Гарри, с удовольствием глядя на своего ребенка.
— Это хорошо.
— Хотел поговорить со мной?
— Да, и с мамой тоже. — пробормотал серьезно мальчик, щурясь от яркого света в помещение.
— Правда? И о чем же?
— Можно меня больше не будут звать Питер? — спросил ребенок, решительно сев в кресле и положил руки колени.
В комнате повисло молчание, пока Гарри и Панси удивленно переглянулись между собой, явно пребывая в шоке от столь неоднозначной просьбы их ребенка, что, судя по всему, был настроен очень решительно.
— Но, сын… — начал было говорить Поттер, крайне осторожно, но сын его опередил и яростно пошел в атаку.
— Это правда, что написали в газете? Про Питера Петтигрю, да? Он был предателем! Это из-за него ты остался сиротой.
— Да. Да, это так, но…
— Пап, я не хочу иметь имя такого волшебника. — решительно кивнул сам себе ребенок.
— Сын…
— Нет, пап, я все решил! Мама хотела назвать меня Луи, она мне до этого сказала. Теперь я буду Луи! Точно! — воскликнул он воодушевленно.
— Сын, ты ведь понимаешь, что это совершенно неважно? — взяла Панси слово, нежно проведя по руке сына, в надежде, что это хоть как-то остудит его пыл.
— Что?
— Сынуля, ты не имеешь никакого отношения к тому Питеру. Ты — это ты. Ты не должен отвечать за ошибки других. — продолжила девушка.
— Я знаю, но…