Я знаю точно: не было войны

Остап таких отношений не одобрял. Любишь женщину — так женись на ней, но Иван все мялся-мялся, а жениться так и не собрался. Однажды, когда брат решительно пристал к Ивану с этим вопросом, тот буркнул в ответ: «Ее муж был врагом советской власти. В тридцать седьмом расстреляли. Я точно знаю. Поэтому не женюсь». Иван действительно точно знал. Он был в составе тройки, которая утверждала ему приговор. Это потом, как-то случайно, он снял комнату у Катерины, а когда узнал, у кого снял, то было поздно — Катерина уже прописалась в его чернильной душе заглавными буквами декрета о жизни… Наверное, чувство вины имело в их отношениях какое-то значение, хотя Иван особой вины не чувствовал. Чем ее муж был хуже или лучше тех других, кому в приговоре он тоже поставил подпись в составе тройки? Но все-таки… все-таки, все-таки…

В течении рабочего дня Иван кушал два раза. Рано утром, как только встал, да поздно вечером, а чаще всего ночью, когда возвращался со службы. Вот и сейчас, когда Остап пришел с вокзала, брата еще не было. Он знал, что на работе брат часто засиживается до полуночи, и может прийти еще позже, но ужинать без брата отказался. Катерина тоже ждала Ивана, она уложила Петрушу, сына, спать, а сама все возилась по хозяйству, предоставив Остапа самому себе.

Остап подошел к рабочему столу брата. В глаза бросилась статья с многочисленными пометками. Скорее всего, именно над нею работал брат в последнее время. Его привлек подзаголовок «2. Будущность наций и национальных языков». Остап стал читать, этого текста он точно не знал: