Я знал Капабланку...

Действительно, вся биография Витолиньша укладывается в несколько строчек. Вначале огромные надежды и успехи в юношеских соревнованиях. Успехи, которые как-то сошли на нет. Он не стал даже гроссмейстером, а количество международных турниров (все в пределах тогдашнего Советского Союза), в которых он принял участие, можно пересчитать по пальцам. В Латвии, впрочем, Алвис блистал: семь раз он выигрывал чемпионат республики, несколько раз — прибалтийские турниры. Вот, пожалуй, и все. В конце 80-х — начале 90-х годов, когда, наконец, появилась возможность выезжать, он играл в каких-то открытых турнирах в Германии, но ему шел уже пятый десяток, и лучшие годы его были давно позади. Он окончил в свое время два курса немецкого отделения филологического факультета университета и неплохо говорил по-немецки. Всю свою жизнь Витолиньш жил с родителями, он никогда не был женат. Таковы внешние контуры его биографии. На деле же у него не было другой жизни, кроме той, что связана с партиями, турнирами, бесконечными анализами. Шахматами.

Как он играл? Девизом Витолиньша была инициатива. Инициатива любой ценой. Создание таких позиций, где две, а то и одна пешка за фигуру являются достаточной компенсацией, потому что остающиеся на доске фигуры развивают яростную энергию, из них извлекается максимальный коэффициент полезного действия, именно этот фактор становится решающим в оценке позиции, скорее даже, чем уязвимость неприятельского короля. Очень часто после такой жертвы происходили удивительные вещи: позиционное преимущество неумолимо наращивалось, превосходящие силы противника теряли взаимодействие, атака усиливалась с каждым ходом. Разумеется, король оставался главной приманкой и нередко он в первую очередь и становился жертвой агрессии, но главной целью было все-таки извлечение максимальной энергии из фигур. Такая манера игры вообще характерна для латвийской школы шахмат. Очевидная у Таля и Витолиньша, она прослеживается сегодня у Широва, Шабалова, Ланки. Отличительной чертой ее является создание позиций, где оба короля находятся под угрозой, все висит, и от одного неверного хода может рухнуть вся конструкция. Не случайно, что книга Широва называется «Пожар на доске».

Как и у Широва, у Витолиньша была высокая техника эндшпиля, но длительных, маневренных партий с лавированием у него почти нет. Если в наполеоновском определении войны как несложного искусства, целиком заключающегося в действии заменить войну шахматами, мы приблизимся, как мне кажется, к восприятию игры, как ее понимал Витолиньш.

Но каким бы ярким игроком не был Витолиньш, в первую очередь он был неутомимым исследователем шахмат. Его девизом было: 1.е2 — е4! — и выигрывают! Это, конечно, продолжение линии Всеволода Раузера, замечательного исследователя, с именем которого связана разработка многих атакующих систем в теории игры. Или, быть может, корни этого надо искать еще глубже, в утверждении Филидора, полагавшего, что начинающий партию при правильной игре должен выиграть. Во всех дебютах, которые он анализировал за белых, Витолиньш пытался доказать не просто их преимущество, но преимущество большое, по возможности решающее.

В 1980 году Владимир Багиров начал вести тренировки со сборной Латвии: «Алвис приходил ко мне на занятия каждую пятницу. Тренировки наши заключались в том, что мы играли блиц, пятиминутки; победителем признавался тот, кто первым набирал десять очков. Витолиньш играл каждую партию как партию жизни и переживал ужасно в случае проигрыша. К слову сказать, бли-цором он был блистательным, в чем-то не уступавшим и Талю.

Бывало, я побеждал его, но он выигрывал чаще и с более крупным счетом. Во всех партиях, где у меня были черные, игрались защита Алехина, либо Каро-Канн. Он готовился к этим матчам тщательно, разрабатывал собственные идеи, пытаясь получить в Каро-Канн большое преимущество, а защиту Алехина, которую не считал серьезным дебютом, вообще опровергнуть. Таранное продолжение на шестом ходу, которое он применял наиболее часто и ввел впоследствии в турнирную практику, я в своей книге назвал «вариантом Витолиньша».

Витолиньш разработал и создал современную теорию варианта Кохрейна в русской партии и сыграл этим вариантом десятки партий. «Будешь жертвовать на f7, если я сыграю русскую?» — спросил у Витолиньша один из участников чемпионата Латвии 1985 года, подготовивший, как ему казалось, усиление. «Конечно», — последовал уверенный ответ и короткая сокрушительная атака.

Но все же главным полигоном для его изысканий была сици-лианская защита, здесь он был подлинным генератором идей. Любимыми полями для слонов в этом дебюте у него были Ь5 и g5, причем очень часто слон опускался на Ь5, несмотря на то, что это поле контролировалось пешкой аб; он разворачивал позицию как веер, нередко направляя и коней на поля d5, f5, еб под удары неприятельских пешек.