—Я не помню! Ничего больше не помню! Но что бы там ни случилось, это всё было давно! И я, и Гера — мы сполна рассчитались за свои ошибки! Хватит, Ар, остановись! Нельзя всю жизнь ненавидеть! Оглянись! Ты красивый, здоровый, успешный! Какого чёрта ты пристал к Савицкому?!
— Заступаешься за него? — Физиономия Турчина кривится в гримасе отвращения. — Ну и дура же ты, Тася!
— Пусть так! Но Гера в отличие от тебя не сделал мне ничего плохого!
— Ты в этом уверена? — Арик грубо проводит пальцем вдоль моего шрама на щеке.
— Да! — отвечаю не колеблясь.
— Зря! — Турчин снова начинает хохотать, правда, в его смехе совсем не остаётся места для веселья.
— Хватит, Ар! — прошу, задыхаясь от его близости. — Я устала от твоих нападок!
— Мне осточертело твоё враньё! — обжигает он меня дыханием, переставая ржать. — И ничего! Как видишь, живой!
— Выпусти меня! — Морщусь от неприятия чужих прикосновений, чужого запаха, чужого тепла.
— Ключ всё там же! — издевается Турчин. — Или ты смелая только в своей лжи?
— Ненавижу тебя, Ар! — Пересилив себя, скольжу ладонью по каменному прессу парня и пытаюсь нащупать ключи. Слёзы отвращения стекают по щекам, солёными ручейками упираясь в напряжённые пальцы Турчина на моём лице.
Хорошо, что ключи мне удаётся отыскать весьма быстро.
— Ненавижу! — Бренча находкой, до крови кусаю губы.
— Вспомни, что в тот вечер произошло на пирсе! Вспомни! — повторяет, как молитву, Арик, в сотый касаясь едва заметного шрама, и наконец отходит, позволяя вдохнуть полной грудью.
Ловлю момент и, сжимая в руках спасительные железяки, бегу к двери. Судорожно подбираю к замочной скважине нужный ключ и несказанно радуюсь, когда замок поддаётся. Не разбирая направления, бегу прочь как можно скорее, но слова Турчина снежной лавиной бьют в спину:
— Вспомни, Тася! А потом приходи — ещё раз расскажешь мне о своей ненависти!
— Дурацкий Ар! — кричу, стоя у самой кромки воды, но мой осипший от слёз голос тонет в беспрестанном оре озёрных чаек. Им, бестолковым, всё равно, что меня выворачивает наизнанку, что память продолжает играть со мной в прятки, а интуиция вопит, что Турчин прав…
— Ненавижу! — Топаю по мелководью, но легче мне не становится! Ар обладает уникальной способностью выводить меня из себя на долгое время. Чего только стоит эта моя истерика, затянувшаяся до самого заката солнца!
Я прибежала к озеру ещё утром, почти сразу, как унесла ноги от Турчина. Возвращаться домой было боязно: я не хотела разборок с матерью и для встречи с Савицким была чересчур не в себе. Да и где, как не здесь, не возле этого самого пирса, вспоминать о событиях прошлого? Но проклятая память молчит и просыпается только рядом с Герой — единственным, с которым я мечтаю забыться.
Я снова смотрю на пирс. Мысленно перематываю киноленту своей жизни к самому началу, но стоит добраться до моих шести, как всё засвечено, стёрто, смазано настолько, что ни черта не разобрать. Может, прав был Савицкий и это просто защитная реакция организма? Что, если эти воспоминания не принесут ничего, кроме боли? Что, если они разрушат меня? Но глупое любопытство куда проворнее здравого смысла, и я снова заставляю себя вспоминать.
В моих кедах безбожно хлюпает озёрная тина. Голые ноги давно искусаны комарами и все заляпаны песком и илом. Я как неприкаянная шатаюсь по периметру озера, не замечая ни рыбаков, ни времени, и только когда берег погружается в темноту, устало плетусь домой. Не чувствую голода, не обращаю внимания на вспышки молнии где-то там, вдалеке. Я настолько погружена в свои мысли, что даже не сразу соображаю, как умудрилась свернуть с тротуара на проезжую часть. И только встречный свет фар и оглушающий сигнал клаксона приводят меня в чувство, вынуждая отскочить на газон в самый последний момент.
— Ты в порядке? — Из приоткрытого окна притормозившей возле меня тачки выглядывает незнакомая девушка. Красивая. Нет, не так — идеальная в своей красоте!
Я зависаю, рассматривая точёные черты её лица, струящиеся нежным шёлком белокурые волосы, изящные пальчики с необычным маникюром, нервно постукивающие по обитому кожей рулю.
— Да! — киваю в ответ, а сама не прекращаю изучать незнакомку. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать пять? Тридцать? Даже при свете дня я вряд ли сумела бы ответить на этот вопрос, так что уж говорить о вечере?
— Вот и хорошо! А то ты меня напугала! —Девушка хлопает ресницами и обезоруживающе улыбается. Она не кокетничает, не пытается казаться лучше, нет! Её улыбка солнечная и тёплая, а взгляд медово-карих глаз искренний и добрый.
— Не подскажешь, к восьмому дому я правильно еду? — пользуется случаем незнакомка.
— Да! — отвечаю быстрее, чем успеваю сообразить, что речь идёт об особняке отчима. — Хотя нет! — энергично мотаю головой. — С этой стороны только служебный вход. Вам не нужно было съезжать с центральной улицы. А теперь придётся сделать лишний круг.
— Ясно! — лукавит блондинка, а сама в замешательстве кусает губы и потерянным взглядом смотрит по сторонам.