Яблочко от яблоньки

Яблоки были повсюду. Поддоны с розовкой наполняли галерею, ящики боровинки расписной в четыре ряда громоздились в тесных казематах, тускло зеленели грубой кожей рамбуры, желтела титовка, собранная в разоренных остатках некогда образцовой мызы господина Парамонова. Крошечные китайки, бруснички, сливки наполняли плетеные короба, очаровательная гвоздичная хорошавка алела в решетчатых барабанах. Болгарские щепные ящички, привычные к безвкусному джонатану, не могли вместить ребристые плоды снежного кальвиля - светло-желтые, лишь слегка затуманенные неярким румянцем, который, впрочем, берет свое в глубине, так что на срезе яблоко заманчиво розовеет, исходя приятной кислотой. Стаканчатые гремушки королевского флейнера, бархатный анис, осенняя белая путивка, зимний золотой пармен, облитый багряными полосами черногуз... Артиллерийские погреба заполняла антоновка: желто-зеленая полуторафунтовка; каменичка кислая, но стойкая в лежке и бесподобная пользой хворым и слабым; румяный сорт, носящий нелепое прозвание "серая антоновка". Но всего больше собралось в подземелье короля и чемпиона окрестных садов - бесподобного, великолепнейшего штрифеля. Крупные четырехдюймовые яблоки, с нежной кожицей, которую не смеет тронуть ни парша, ни загар; словно облитые растушеванным румянцем, с эффектно кинутыми пестринками более густого оттенка, и все это радостное великолепие не режет глаз, а словно светится изнутри притягательным матовым светом. Нет чудесней яблока, и просто диву даешься, как скучно называют его в деревнях: "обрез", "старостино", "Осеннее полосатое". Нет, пусть уж будет дразнящее слово "штрифель", в котором слышится шорох осенней листвы и ожидание праздника.

Ефим взял одно яблоко, повертел в пальцах, понюхал. Даже в перенасыщенной ароматами атмосфере от яблока тонко и сладостно пахло. Пахло хорошим вином и жизнью.

- Той же яблочный дух, - медленно произнес Ефим, - особна есть лечба тем, кои одержимы суть сухотною, тако же и тем, кои страждут меланколиевою болестию, понеже от того духу вредительное естество переминится.

Он осторожно вернул яблоко на место.

- Да ты ешь! - щедро предложил Путило. - Это коричное полосатое. Где еще таких попробуешь?.. Кушай!

- Боязно что-то, - признался Ефим. - Смотри, сколько их тут. Аппетит отбивает.

- Ну, как знаешь, - Путило выбрал яблоко покрупнее и хрустко вонзил в него зубы. - Сочное, - сообщил он.

В следующую секунду лицо его искривилось, он судорожно заперхал, стараясь сдержать кашель, но не справившись, согнулся, надрывно закашлял, размахивая руками и ударяя себя в грудь. Разжеванные куски яблока веером полетели изо рта. Ефим, не зная, чем помочь, беспомощно суетился вокруг, что-то спрашивал, хлопал ладонью по спине.

- А... а... н-не-е... А-ак-х!.. - пытался выговорить Путило и снова бился в кашле, переходящем в хрип.

- Я сейчас... водички! - крикнул Ефим.

Он прогрохотал по пандусам и ступеням, влетел в скупо освещенный тамбур, где они оставили вещи, дернул молнию на сумке. Там должен быть термос, вместе с завтраком. Мать, когда собирала его в дорогу, приготовила завтрак. И термос с горячим чаем.

Под руку попало что-то круглое. О черт - яблоко! Где же термос? А, вот он!

С термосом в руках Ефим кинулся вниз. Там было тихо, и это пугало сильнее самых душераздирающих хрипов. Отчетливо представлялось бездыханное тело Сергея Лукича, его искаженное лицо в пятнах гематом от лопнувших вен. Что делать, как помочь?

Путило сидел на перевернутом ящике среди раскатившихся яблок и осторожно, боясь вызвать новый припадок кашля, втягивал в грудь воздух.

- Вот, - сказал Ефим, наливая в колпачок дымящийся чай. - Выпей.

Путило глотнул немного, кашлянул словно на пробу, потом сипло произнес:

- Сладкий. Зря... Я соком захлебнулся, в дыхательное горло сок попал. А он тоже сладкий - знаешь, как тяжело, если сладким захлебнуться? Я думал - не откашляюсь.

Путило допил чай, кашлянул еще раз, окончательно освобождая грудь от едкого сока, поднялся и начал собирать раскатившиеся яблоки.

- Вот так живешь, - сообщил он, - а потом скушал яблочко неосторожно - и конец. Пошли, лучше, я тебе твое хозяйство покажу.

По наклонной штольне они двинулись к боевой линии. По дороге Путило остановился возле одной из ниш.

- Тут вода, - сказал он. - Хорошая, вкусная.

Из заржавелой трубы в ванну беззвучно падала прозрачная струя. Путило наклонился, поймав воду губами, гулко глотнул. Ефим напрягся в нехорошем предчувствии, но все обошлось. Тогда Ефим наклонился и тоже попробовал. Вода была очень холодная.

- Чего крана нет? - заметил Ефим. - Течет без дела.

- Какой кран, чудик? Это же ключ. Его перекроешь, так он снизу все к чертям собачьим размоет.

Ефим наклонился к пленному роднику и еще отпил воды, от которой ломило зубы и начинало болеть где-то над глазами.