Яблоки горят зелёным

Все хохочут, кроме шитмышат.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Те же и герцог Виндзорский.

Березович. Ну, герцог Виндзор, – переоблачайся. В евонное. Отныне камердинер буит он (на Мовича).

Герцог. Я лучше голый буду.

Березович. Голому нельзя. Народ тебя почтет за педофила. Ведь зесь же деичка…

Виндзор. Иде?

Матвя. А я?

Герцог. Ты – чучело? Ты девочка?

Матвя. А што? Ко мне никто, сродясь, не прикасался.

Пунтя. А сын?

Матвя. Приемыш он, вскормленный гуталином.

Виндзор. Я впомнил: у меня еще одёжа есть. В дворце.

Березович. Погодь, я пропуск выпишу тебе. {Выписывает.)

Голый Виндзор убегает.

Березович. Теперь чо делать с ентим? {Показывает на Сухомлинского.) Хошь, мы назад в Москву тебя отправим? Образованье. Русский же язык…

– Нет-нет!!!

Сухомлинский съеживается и превращается в шитмышонка.

Шитмышата. Нашего полку прибыло.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Москва. Ликующий народ.

На виселицах висят члены Госдумы, олигархи, различные чиновники. Отдельно висит Убайс. Все живые.

Толпа. Не звери мы. Недельку повисите – и в Арктику. Вам технику пришлем. И буите там строить город взяток, мошенничества, подлости и лжи, откатов, переводов денег в транш, из одного проулка до другого – короче, Стольный Град из воровства, порочных извращений и прочей гадости. А чтоб вы не вернулись, Великую Китайскую стену мы подешевке купим у китайцев и пустим ток по ней, ампер под двадцать пять, так что она светиться буит ночью.

ЭПИЛОГ

Президент Новой России.

Один в том же кабинете Кремля.

Президент. Да, жаль, что эти гады улизнули. Зато теперь мы с Англией друзья. Прислали нам автобус двухэтажный и красных телефонных будок. Все же клок с овцы паршивой нам не помешает. Вот только не хватает шитмышат. И Сухомлинского…

Шитмышата (писк). А мы здесь!!!!

Вачев

Жил да был на свете один человек – Вачев. И была у него баба – Интегра. И были они, что называется, первоисточники. Потому что Рвачевы были, Тукмачевы были, Учёвы были, Головачевы были, даже Иновачевы были и Дермачевы, а Вачевых не было.

Жили они в Санкт-Петербурге на Миллионной улице… А окны их выходют на Адмиралтейство.

Вот как-то раз стали они замечать, что Адмиралтейство вроде как к ним приближается.

Странно им это было и несколько жутковато. И воды в Неве вроде бы поубавилось, и Адмиралтейство все приближалось с каждым днем.

Наконец Вачев не выдержал и сказал:

– Ты, бл…дь, что делаешь? Я тебя, курва, в Большой Дом сдам.

– Сам ступай в Большой Дом. Попьешь, сам заешь чего, а после тя кокнут.

Не понравилось это слово Вачеву. И принес он Интегру в жертву Адмиралтейству.

Но Адмиралтейство наступало и наступало, пока окошки не сошлись вплотную. Тут стеклы полопались, и Вачев увидел Кузьму Меньшикова.

– Ты почем императрын дом занимаш, ху…ня гебнявая! – грозно спросил он. И как уе…ёт Вачеву по глазу! Глаз и оплыл. А Адмиралтейство тотчас стало на место, и воды прибыло.

А через час вернулась Интегра. Вся в тине, но чем-то, сука, довольная.

Волки

Быстро темнело, и от этого казалось, что на соснах лежит не снег, а небольшие пушистые комочки ваты. Двое, еще совсем юные, шли по дороге лесом, перепрыгивая через небольшие канавы с водой, и разговаривали. Снег лежал грязный, сырой и набивался в ботинки. Они увидели прямо перед собой ель и остановились.

Она была похожа на юную девушку, ее пушистые ресницы вздрагивали, и казалось, что она что-то шепчет. Юрий, высокий, печальный, подошел к ней и прижался щекой. Долго стоял, закрыв глаза, и ласково гладил тонкими пальцами ее волосы.

– Милая… – прошептал он.

Его друг Миша понимал и разделял его чувства: ему хотелось подойти и сделать то же самое, но, словно уловив молчаливый протест в ее хрупкой фигурке, грустно прошел мимо.

«Хорошо бы совой стать, – подумал он. – Совушка-сова – круглая голова, – сидеть ночью на ветке, пугать всех».

Друзья шли дальше, вперегонки с темнотой. Мокрые брызги попадали на лицо, но они не замечали их; хотелось слиться с той Свободой и Тишиной, которыми жила Природа в эти ненастные и печальные дни. Они озабоченно думали о том, как возвратятся в тусклый, унылый город.

Впереди показалось шоссе и проносившиеся по нему грузовики.

– Юр, а ты хотел бы стать волком? – вдруг спросил Миша.

– Еще как, – ответил товарищ. – Ведь не надо будет домой идти. И здесь все такое любимое, родное, правда? А ты?

– И я. Очень…

Они замолчали, и тут оба почувствовали, как что-то сдавило их, лица и руки стали обрастать шерстью, и… через минуту можно было видеть, как два молодых волка, игриво толкая друг друга, мчались по направлению к чаще леса.

Графиня де Кавальканти

БЫЛ ТОТ САМЫЙ ВЕЧЕР, в который Апокалипсис обещал, но не наступил, а другой человек в дорогой велюровой шляпе, картавя, кажется, кампанеллу, – продолжение адского игрища.

Между тем в семь часов не было еще ни того ни другого. Но генерала Куроедово это не взволновало.

Сидя с женой в зимнем саду своей дачи, построенной по эскизу Василия Блаженного, он весело поедал «дары природы».