Яблоки не падают никогда

Сердцебиение замедлилось от панического пика до приемлемого уровня высокой тревоги, как будто она больше не убегала от тигра, а залезла на дерево и смотрела оттуда, как он с рычанием ходит вокруг. Эми давно уже не лазала по деревьям, но раньше делала это здорово.

Она широко зевнула. Не засни, сидя на дереве, Эми!

Завтра День отца. Нужно поспать. Ей придется встать рано и приготовить шоколадные брауни. Папа любит шоколадные брауни. Если она не уснет всю ночь, а это вполне вероятно, у нее будут темные круги под глазами, мама заметит это и забеспокоится, а может, и нет, так как слишком занята наблюдениями и беспокойством за Саванну, у которой настоящие проблемы – бездомность и агрессивный бойфренд.

Эми перебрала в голове, какие у нее есть средства для засыпания:

снотворное,

горячая ванна,

горячее молоко,

направленная медитация,

оргазм,

скучнейшая книга.

Один из ее соседей читал толстенный том в твердой обложке с биографиями известных мужчин, и они были такие нудные, что Эми хотелось плакать.

Отец говорил ей, что мысленно играет в теннис, когда не может уснуть. «Это не будит тебя?» – удивилась Эми.

Мать предлагала заняться глажкой белья.

Эми не могла представить ничего более беспокойного, чем игра в воображаемый теннис, и она никогда не гладила. «Это заметно», – говорила ее мать.

Эми перевернулась на бок, поправила подушку.

Ей могла понравиться эта девушка, которая пыталась украсть ее родителей. Эта Саванна из саванны, где бродили саблезубые тигры.

Когда она спросила Троя о Саванне, тот сказал, что она «ничего», тем же словом он пользовался, когда официант спрашивал у него: «Вам понравилась еда?» – а он считал, что блюдо было не такое уж вкусное, но и не настолько плохое, чтобы изображать из себя по этому поводу Гордона Рамзи[5] в гневе.

Логан сказал, у него нет мнения о Саванне. И она услышала, как он пожимает плечами.

Бруки завтра тоже впервые встретится с Саванной, но во время их последнего разговора она сказала, что говорила с мамой и ни о чем плохом не думает, что Эми тоже не стоит беспокоиться и что их родители делают доброе дело – помогают жертве домашнего насилия, так что всем им нужно гордиться.

Эми никогда не бил ни один из ее парней, правда, двое трахали ее, когда она бывала слишком далека от мыслей о сексе, чтобы получать удовольствие, но это было до того, как сексуальное удовлетворение вошло в моду. Подобные инциденты тогда считались «забавными». Даже «смешными». Чем хуже тебе было, тем громче полагалось смеяться. Смех был необходим, потому что он возвращал контроль над ситуацией. Когда ничего невозможно вспомнить, ты создаешь воспоминание и надеешься, что оно правдиво. Иногда Эми встречалась с каким-нибудь мальчиком, временно убеждая себя, что любит его, просто ради того, чтобы было о чем рассказать, если кто спросит. Да что там. Незачем возвращаться в те времена. В ее памяти полно катакомб, вход в которые нужно держать заваленным, вроде заложенной кирпичом топки печи в гостиной у родителей. Саму печь, о которую когда-то разбила лицо бабушка, давно разобрали.

Эми подумала о своем деде, отце отца, о котором никто не говорил из-за того, что он сделал. Ей хотелось увидеть хотя бы его фотографию. «Зачем тебе смотреть на него?» – неодобрительно спрашивали ее младшие братья и сестра, ведь их бабушка пекла такие восхитительные яблочные крамблы и вкладывала в липкие ладошки внуков пятидолларовые купюры, будто подкупала их.

А Эми было просто интересно. Сожалел ли он о своем поступке? Позволял ли себе такое с другими женщинами? Она пришла к выводу, что интерес к покойному, распускающему кулаки деду свидетельствовал о ее тяге к плохим парням.

Спи, Эми, спи.

Она услышала, как внизу хлопнула дверь, значит вернулся кто-то из соседей, и это хорошо, ни к чему воображать грабителей в черных балаклавах, которые крадутся по дому и впадают в раздражение, потому что здесь нечего брать, кроме сорокадолларового тома с биографиями.

Вдох на четыре счета.

На семь – задержи дыхание.

Выдох – на восемь.

Вероятно, солдаты в армии используют технику дыхания «4-7-8» и засыпают за минуту.

– Давайте начнем со сна, – сказал ее последний психотерапевт.

Его звали Роджер, и Эми сомневалась в его квалификации. Вероятно, он прочел об этой дыхательной технике в Интернете. Ей нравилось, что в нем есть какая-то легкая плутоватость. Она чувствовала себя уютнее в его невзрачном кабинете, чем в мягко освещенных, устланных толстыми коврами салонах дорогих психиатров и психологов, которые, Эми это чувствовала, скептически оценивали ее прическу и одежду.

Она не рассчитывала, что Роджер исцелит ее. Эми устраивало, что, когда кто-нибудь скажет, а это происходило с завидной регулярностью: «Я думаю, тебе нужна помощь, Эми, профессиональная помощь», – она сможет ответить: «Разумеется, я ее получаю».

Профессиональных помощников она меняла так же, как парней, – выбрасывала их на помойку, если они обижали ее, злили или просто надоедали.