— А?.. — Улыбается. — Шутку вспомнил — братки в Москве научили. Показал бы — но нету с собой. Смысл, в общем, в том, что: три стакана. Следи за руками. Вот он есть. — А вот его нет. Угадываешь шарик — получаешь денежный гонорарик. Чего ты, луп-луп: пространственное мышление включи? Где он лежит? Под этим? — Или под этим? Не напрягайся, все равно ошибешься. Знаешь, почему? Шарик. Он делается из — у тебя в машине нет: а в такси, Волге, ручка на двери. Вот из этого подлокотника выковыривается, жесткий пенопласт. Но пористый. Я наблатыкался, на металлических струнах; мне этот пористый шар — брат родной. Не под стаканом — он зажат, вот тут, у меня между средним и указательным. Чуешь мораль? О чем, в самом деле, рассказ?.. А тогда еще подскажу: мне предлагали, мол, прирожденный катала, наперсточник… Не стал. Жалко. ...Есть, вот, растение, в Шотландии: лох серебристый. Это к тому: ты считаешь, ты — мент?
И встал.
— Я слышал тебя. Только я ж не вслушивался. Тебе, с одной стороны, скучно, — с другой стороны, страшно: и я буду твои дилеммы распутывать? Не стучи мне больше в окно.
20/ Почему… — пауза не более секунды, — ты не придумываешь сам песни.
Это было, когда он опять к ней прицепился: почему да почему. От лени чередовал попытки что-то выудить из струн и из нее.
— Что это? — Вдруг сыграл сразу всё, что возил-возил часа два — все линии, и басовую, и основную, что казалось недостижимым, если не вырастить пальцев сколько клешней у краба.
— Шерлок Холмс. — Без паузы.
— Отлично. Это? — Без репетиции на трех верхних по памяти.
Короткая пауза.
— То же самое.
— Ну… есть такая версия. Условно, это Пёрсел. А первое — жид, увертюра к фильму. Я, конечно, неправильно подобрал. Но чисто суть передать: у Пёрсела нет этой темы. ..А кажется, да? что точно из классики. Но нету. Я, во всяком случае, не нашел.
Снова взялся за первое, навтыкал диссонансов, перескочил на стандарты, трень-брень, блюзовые квадраты. Схлопнул. — Не получается. …Это ответ.
Пауза — и фыркнула, вспомнив вопрос.
— Мы тебя к музыкальной школе подготовим. Поступишь в первый класс.
— Себя подготовь.
— Мне уже поздно. Кстати, что сюда Витюха зачастил? — Витюха был местный ловелас, круглые голубые глаза, локоны до пояса. — Если я еще раз проснусь, а он здесь сидит — я его раком поставлю.
— Нормальный Витюха. Не трогай его.
— Не трогай? Нормальный? Я же не против: иди с Витюхой куда там Витюха ходит. Возглавь Витюхин гарем. Я говорю о том, что: если вы с Витюхой будете, когда я сплю, он — забавлять тебя тупыми шутками, в полный голос, а ты — хихикать, тоже себя не стесняя, — я ему язык через ноздри протяну.
— Когда ты не спишь — Витюхе можно меня забавлять?
— Что?
— Витюха тебя встретил ночью с девочкой на камнях. Зашел узнать, что случилось. Сказки мне рассказывал. Он их сам придумал.
— То есть Витюха сплетник. Ты усекаешь, что ты его только что сдала? Даже если он видел, ему что-то показалось — он должен был меня спросить. Он, вместо этого, поступил как баба. Как… пидорас. В полном соответствии с тем, что у него на лице написано. Мне интересно: почему он — ко мне — приходит; и ведет себя так, будто меня нет. Почему он решил, что это можно? Значит, где-то я себя неправильно повел. Я исправлю.
— Давай спать.
Коля закусил губу. Шваркнуть гитару о камни. Гитара чужая. Взял на стоянке на один день.
Повторил увертюру целиком, увереннее. Пальцы уже справлялись. А дальше… па-ра-па-па, па-ра-па-па, та-ра-та тарарарара-па-па…
— Загадка. Зачем оно тебе нужно утром или вечером? Какая от него тебе польза днем?
За-чем-оно
те-бе-нужно
ут-ром-и и или ве-че-ром,
ка-кая-от
него-те-бе
поль…за. Днем. — Что это?
— Не знаю.
— Тоже не знаю. Я это увидел, то есть приснилось. За-чем-оно…
Повторил эту темку, без слов: — …Яблоко.
21/ Юный барабанщик.
Юный барабанщик,
Юный барабанщик крепко спал.
Он проснулся, перевернулся,
И всех фашистов расстрелял.
— Завтра суббота.
— Как ты догадался?
— По запаху. Аляньчын ожидается?
— И он тоже.
Уже три ночи никто не стучал юному барабанщику. Больше. Чувствовал себя выспавшимся за месяц вперед. Бок напоминал о себе — но и подавно не тем резким ощущением. Перелома, значит, нет. А лучшего и пожелать нельзя.
Коля качался по кухне, вглядываясь, что она делает на сковородке. Деревенские девушки являются на свет с врожденным уменьем готовить. Потому что не было случая научиться. Не в эти три года. Негде и не из чего.
Хотя…
— Зачем ты топишь? Дышать же нечем.
— Горох сделать.
Покосилась; не стала комментировать. Такое практиковали, в Питере, из всего, что оказывалось под рукой на чужих кухнях, в печи ни разу не пробовал, должно быть круче. Надо было замочить на ночь. Но тут есть одна штука. Собирался испытать. В сковородке жарил смесь свеклы, моркови, лука, всё — своё; локоть к локтю с ней, на соседней конфорке. Она — курицу. Зачем мясо, когда столько овощей? …Кур в деревне не видел; и, между прочим, коров — а помнил, из детства, когда идет стадо: «м-муу-у», и каждая заворачивает к своим воротам. Может, уже не пасут в такое время? …Надо было Лёню спросить. Лёню он зачеркнул.