Яблоко

Окна в принципе не предназначены для открывания; с единственным исключением, и то исключение он сам вышиб. Поленница декоративная: нижние в землю вросли, мхом покрылись, наверное, те, что он нарубил три года назад. Отопление центральное. За полем новострой три белокирпичные трехэтажки и торчит труба. Непонятно, правда, как сюда, в край, занесло. Батареи в комнатах чуть теплые. Печь остается для сильных холодов.

Коля дождался, чтоб погасли синенькие огоньки, — задвинул вьюшку. Теперь.

Вдвинул чугунный чан со всей хряпой в жаровую камеру: сбоку на уровне груди, обита металлическим листом, через кирпичик дымоход.

— Не трогай ничего. Так пусть стоит теперь до вечера.

— Сходишь в магазин? Водку завезли. Надо талоны отоварить.

22/ — Чаго ты за мной прычапиўся?

— Просто иду, пока по пути. Мне туда, — кивнул.

— Дарма ты ходзиш. Жыцця табе тут не будзе.

— Я буду ходить в любое время в любой конец. По твоей деревне и по любой другой.

— Здароўя не хопиць.

— Со здоровьем пока не было проблем.

Толкнул в грудь — не сильно; впечатывая точкой. Оставляя на месте. Коля легко пошел за ним. Тело — гибкое, быстро регенерирующее, против Вилиного калёного, жесткого, как наждак.

— Што незразумела я кажу?

— Почему? Понятно. Тебе насрать — кто я, что я здесь сделал и куда я иду? Я молодой, руки-ноги на месте — ты инвалид. Вот вся моя перед тобой вина.

— Дурань… — Покачал головой. — Я людзей больш забиў, чым ты сабак бачыў.

— Хочешь отпущения грехов?

— Я неверуючы.

— Тоже. Ну, сделай меня инвалидом. У меня впереди пустота — у тебя впереди пустота. Вас послушать — так тут полдеревни убийц… Какой-то хернёй занимаетесь. Тратите время, оставшееся чтоб подумать — что это? зачем я здесь оказался?

Виля на него глянул с ненавистью.

— Пустолай. Трапка. Я цябе чапаць не буду, руки пэцкаць. — Плюнул с омерзением. — Сыдзи з вачэй. Пустой язык твой… Без мяне.

Возбуждение спало; в конечностях гул, волнами, пальцы покалывает: как когда пробежишь над пропастью, оглянулся — а мост на соплях.

— Водки взял?

— Взял.

23/ Сестры были, старшая — чуть моложе Гели: но ей приходились племянницы. Эмилия и Энгелина. Энгелина — допёр — то же имя, что и Ангелина; но звали ее Эна. А Эмилия, старшая, тогда женский вариант Амельяна? во как. И — обухом в лоб, всё рассыпалось и пошло заново воздвигаться: Амельяныч не Амельяныч; никакой «дядька», она его в детстве называла. Муж младшей. Первый, то бишь бывший. Заколебёшься в степенях родства!

Приехали они в полдень: на столе места ни покрышки, но еще опять погнали еду шинковать; «городскую». Колбаса. Зизиканье и щебетанье. У одной из сестер — Эмы — мяукающий голос, как в индийских фильмах. Вторая зато очень ничего.

Приехал Аляньчын, в черной коляске: втащил картофеля мешок; еще бутыль самогона и стеклянная трехлитровая тушенки. С Аляньчыном — никаких взглядов. При этом с этой своей бывшей женой они держались примерно так же. Никаких взглядов. Это даже смешно. Деревенский устав един.

Сели все на лавки. Коля съел три тарелки гороха и выпил самогона без счету. Горох был как масло, распадался на языке. Сладковатый, от свеклы, соус. Рот на замок.

У остальных к середине застолья развязались языки. Аляньчын ухаживал за Эной. Анька кокетничала с Аляньчыном. Наблюдал искоса — шестнадцать гнут три: бок о бок; спина к спине; а все-таки он ее не знает, кто она в сердцевине своей и что у нее на уме. От самой ее это скрыто. Геля хлопала рюмку за рюмкой. Бутыль испарялась, как лужица в жару. Вставили водку.

Разговаривали так:

Геля. — Што мама? как ее самочувствие?

Сестры, хором. — Нормально.

Анька. — А вот горох! Попробуйте горох.

Аляньчын (наливая где-то тридцать вторую). — Первую за дам!

Геля. — А як маленькая?

Отвечает Эма — ее дочь, возраста Анькиного, родила теперь внучку — кто кем кому?.. (Вторая, разведёнка, — бездетная.)

— Мяу-мяу-мяу. (Перевод. «У нас всё нормально. Растём и безобразничаем».)

Аня (в восторге). — Котик поха фу-фу накака в госёк!

Улыбаются (кроме Эны — ее под столом лапает Аляньчын).

Геля:

— Як малую назвали, забылася.

Эма и Анька, хором:

— Элигия!

Аляньчын (* удерживая Эну — собирающуюся в раздражении покинуть пир; и наливая):

— Первую за дам!

Аляньчын уехал. Одну из сестер положили в его комнате (Эму).

Аня вручила Коле тюк:

— Неси на чердак.

Пьяным, по приставной лестнице со двора, толкал грудью, последний пас головой — Гол! — ввалился в дверцу. На чердаке сеновал, запах сквозь самогон пробивает. З… з..ачем сено, если н…нет коров. Раскатал одеяла. Чердачное оконце в глубине: вид на реку; если будут стучать внизу — он услышит. …Хуй он услышит.

Она влезла следом.

Коля в алкогольном плывуне навалился на нее. Стали бороться. Разрешение целибата. Ничего не помнил. Заснул, кажется, на середине. Не помнил, как заснул.

Помнил, как проснулся. По ощущению середина ночи. Горох в животе, сбитый в каменный ком; мочевой пузырь сейчас лопнет. Она лежит рядом, дышит ровно.

Одеяло скинул и полез в сене на четвереньках к выходу. Вот лестница. Ступенька, две, три — с четвертой соскользнул.