Яблоко

— О… Знаю. Больше не будут. Пока я здесь… Чесс-ментовское! — счастливо заржал. — Налейте Коле, — приказал. — И мне, — с удивлением.

Чокнулись. — За вас. — Выдыхая: — …вы женились, что ли?

— Нет еще.

— А… чего?

— Чувства проверяем.

Лёня аж подавился. Махнул: — Давай отойдем. — Не бойся! — Я пропускаю, — «отставить» тем же жестом, от молодых с бутылками.

— Э! объе-хал Игырь снежку! — хор мальчиков вдарил в спину.

Сели в темноте.

— Эт самое… — Понизив голос. — Ты пали достать можешь?

— Чего?

— Ну пали, пали. Марь-Иванна. Не бойся. Никто не узнает, чесс…

— Здесь нет. В Питер приезжай, покажу, где торгуют. По пятнахе за корабль.

— А… Я во Владике служил. Там под забором растет, маньчжурка… Чем мы только там не закидывались.

— Чего сюда приехал?

— Вопросы у тебя. Я вернулся — перестройка. Все, кто был, в городе. А кто есть, спились. Пацаны меня звали, давай, с нами. Они там… Машины перегоняют. Я решил. Я здесь нужен. Сынков вон… берегу.

— Я вижу, как ты бережешь. Ты меня посадить хотел?

— И посадил бы, — подтвердил Лявон. — Амельяновна прибегает — две хвилины до смяртины. Зэк и проститутка!

— С щенками своими так разговаривай. Ей сколько лет? Во сколько, ты думаешь, она ее родила?

— Ну так… родила. Да ты что знаешь! Тут что было. Она в розыск подала. Во всесоюзный.

— Анька паспорт выбросила.

— Бляяяядь… Ну вы, блядь… романтики.

— Да какая романтика. Иди травы нарви кролам. Я ее вообще здесь не вижу.

— …Ну пошли, сыграешь, что ли.

— Я пропускаю. Пока, Лявон. Свидимся.

9/ — Что это?

— Тебе нравится? Это Сезар Франк. Я слышал только на фортепиано, и то один раз. Там в конце, только помню: тихо-тихо. Начинается — фуга — семь минут, и в конце короткая вариация. Такой бас, — (тронул бас; потом флажолетом — отдаленный звон), — …и на его фоне… тихо. Невозможно тихо. У меня волосы на руках дыбом встали.

— Я думала, это женщина.

— Нет, это Чезария Эвора, не путать с вирусом Эбола. Ну ты темная. Надо найти хату с хорошим проигрывателем, и чтоб с этой пластинкой. Я сам хочу послушать.

На камне, оба голые, равномерно коричневые. — На, — отдал гитару, — можешь пока потренироваться. — Плавал долго, двадцать минут, вернулся — лежат рядом: девушка и гитара. — Почему ты не хочешь танцевать?

— Не хочу. — Никогда — ни пела, ни танцевала. Становилась напротив. Конечно, сразу же подтягивалась толпа: девка с волосами до плеч в короткой юбке, ноги — как у спортсменки; эталон детской мечты. — Алёна Бузылёва. Знаешь?

— Кто это?

— Лучшая певица в мире. Табор уходит в небо. Актриса главная чуть не туркменской национальности; что там у Горького, вообще отдельный вопрос. А взяли настоящих цыган, цыганский хор, спасать положение. И там в главной сцене — а главная она потому, что эта песня. Песня очень простая. Дадо кин мангэ чуня — А чуня сумна кунэ!..

— Юбки нет, рубашки нет,

Ты, отец, купи их мне!

— Твой отец объелся груш,

Пусть тебе их купит муж.

Эта девка, ей тринадцать лет. Я искал потом, нашел, взрослую. Ушло. Просто певица. Хорошая, они все хорошие. А там… Это  второй куплет, вот это «кунэ». Она поет не по нотам. Я нашел на кассете, триста раз слушал. Я не могу понять! Там нужно вниз. Ну, полтона вверх. А она уходит вверх. Куда она уходит? Как? Что это за нота? И сейчас, когда плавал, понял! Там очень просто! Это «э» делится на два «э». И первое «э» оно на одной ноте со всем кунэ: кунэ-э, так в джазе делают, с опережением, на кач, ну, когда свингуют. И все бьется — и по длительностям, и на выход! Я мог бы нотами записать! Соль-сольдиез-ля-си-до, последние четыре звука мажорной тональности (она первый разбивает на два) — она это поет одним звуком. Она уходит вверх на целую кварту! Она поет полным голосом, от диафрагмы, там, где он зарождается — таким он и выходит, никаких дополнительных препятствий. Это очень высокое искусство. …Три года мне это «эх…» не давалось.

— Вот тебя б научить, — потом; остывая на солнце.

— Почему ты меня всегда чему-нибудь хочешь научить? — открыла глаза. Брови, выгоревшие добела, на коричневом лбу. Ничего красивее в жизни не видел.

— Я? — удивился, — я тебя ничему не хочу научить. Мне так нормально. Если ты сама — тогда конечно.

10/ Дорога кончалась таким языком, как налетевшая волна, обратившаяся в песок. Странно. Утыкалась в поле.

Выход из дома был в забор; за забором дом, в котором никто не живет, крепкий на взгляд, но ставни закрыты и заколочены. Из комнаты, где он спал, прямо в реку. Получалось, что только с реки, незаметная тропинка почти под окнами.

А с той стороны забора не было, грядки прямо переходили в поле.

Через поле; рожь ниже колена. Зеленая, в конце сентября. Дальше лес.

Лес был испещрен тропинками; по одной он вышел к избушке из жердей. Аляньчын спутал все карты. Встретиться с ним здесь он не хотел. Заглянул, но дальше порога не стал, противно. Такую сложить можно, был бы самый простой инструмент; но лес — Аляньчынов.