Яблоко Евы

— Почувствовал?.. — голос Евы дрогнул, и перед ее глазами, как кадры кинофильма, пронеслись сотни картинок-воспоминаний.

Вот Борис представляет западным коллегам ее первую самостоятельную коллекцию одежды.

Вот они вместе отмечают ее первый контракт в ресторане — счастливые, довольные, шутят, смеются… Вот Борис помогает Еве с переездом на новую квартиру, которую она смогла купить в кредит с его помощью, и Ева, наконец, чувствует себя хозяйкой собственной жизни…

А вот они после «Недели моды» в Милане вместе гуляют по вечернему городу… Борис добился для Евы аудиенции у Джан-Франко Ферре, и великому модельеру очень понравились ее работы… Ева положила Борису на плечо голову и любуется базиликой Святого Амброджо, словно парящей в ризе красно-золотого закатного неба… Ева чувствует себя абсолютно счастливой…

— Правда, почувствовал, — еле слышно повторил Борис. — И, судя по всему, не ошибся. Поехали, пожалуйста…

Ева, словно в каком-то трансе, пошла по направлению к машине.

Когда душа испытывает боль, ее ощущение жизни притупляется. Она словно дезориентируется, теряет свое место в пространстве. Пол меняется у нее местами с потолком. И где потолок, где пол — она теперь уже не знает. Если раньше душа могла отличить «хорошее» от «дурного», то теперь она абсолютно растеряна — «хорошо» и «дурно» превращаются для нее в пустой звук.

От боли, от невыносимой тягостности своего страдания, душа — как оглушенная рыба. Она не знает, что ей надлежит делать, а чего, напротив, ей делать не стоит ни в коем случае. Она растеряна. Ее словно несет огромным, безудержным течением. Часто именно в такие моменты человек с «оглушенной» душой совершает все свои самые ужасные глупости, страшные и непростительные ошибки.

Но все же в этом — таком странном, таком тягостном, таком даже в чем-то болезненном состоянии — есть нечто очень и очень важное для души человека. Когда теряются, размываются грани реальности, когда нивелируются и исчезают условности, душа впервые видит этот мир как бы со стороны. Она отделяется, словно левитирует. Она осознает, что она и мир — это не одно и то же.

Это лишь первый шаг — все начинается с бесконечности одиночества.

Первый, но очень важный…

— Куда поедем? — спросил Борис, когда они с Евой оказались в машине.

— Куда?.. — эхом повторила за ним Ева. — Не знаю.

Ева не понимала, что происходит. Не верила происходящему. Только что она рассталась с Глебом. Она рассталась с человеком, которого любила больше жизни, который был для нее всем. Рассталась, понимая, что каждый следующий день их отношений — это для нее смертный приговор. Она превращалась в свою собственную тень. С ним она таяла как свеча. Она должна была принять это решение и расстаться со своей жалкой надеждой на то, что когда-нибудь, каким-нибудь чудесным образом, Глеб изменится, увидит и поймет, как Ева его любит, оценит это. Нет, нужно было рвать эту связь, нужно было заканчивать с этим безумием, с этим абсурдом собственной зависимости от собственной веры в невозможное чудо. И она порвала.

Но что теперь?.. Еще несколько часов назад Ева страстно хотела жить, мечтала вырваться из пут своей зависимости, освободиться от болезненной, всепоглощающей любви к Глебу… Но сейчас, когда это случилось, само желание жить, в какие-то считанные мгновения, ее оставило. Ева сдулась, как лопнувший воздушный шарик. Сказав Глебу «нет», она обнаружила, что в ее жизни нет и не было ничего, кроме Глеба. Он был для Евы «всем», а теперь, расставшись с ним, она осталась «ни с чем». И это пугало. Невыразимо, до озноба, до мертвецкого холода пугало Еву. Она превратилась в небоскреб, из которого каким-то магическим образом вынули опорную, несущую конструкцию. Она оседала, как тающая на апрельском солнце снежная баба.