Яблоко Монте-Кристо

Я преодолел три ступеньки, толкнул дверь и очутился в довольно уютном холле, освещенном торшерами. Справа виднелась стойка, за ней в кресле восседала очень полная женщина, одетая в теплую трикотажную кофту цвета больной мыши. Лицом к дежурной, спиной ко мне стояла худенькая девушка в спортивном костюме, это из ее тщедушного тельца вырывался пронзительный голос:

– …вот удар! Она так рыдала, но…

Я приблизился к рецепшен и кашлянул:

– Простите, если помешал.

– Ничего, ничего, – с явным облегчением откликнулась «мышь», – что вы хотите?

– Ищу госпожу Работкину.

– Любовь Сергеевну? – по непонятной причине впала в эйфорическое состояние дежурная.

– Именно так.

– Она перед вами!

Я посмотрел на обладательницу тембра пилы-болгарки. Сейчас, когда она повернулась ко мне, стало понятно, что прелестница перешагнула пенсионный порог.

– Вы Любовь Сергеевна?

– И что?

– Разрешите поговорить с вами?

– Да-да, – мигом запричитала «мышь», – ступайте, поболтайте спокойненько.

Было ясно, что дежурная жаждет отделаться от Работкиной.

– Я не могу пустить в номер незнакомого мужчину, – кокетливо прищурилась Любовь Сергеевна, – во-первых, это крайне неприлично, а во-вторых, мало ли что взбредет вам в голову!

Я чуть было не воскликнул: «Совершенно не страдаю геронтофилией», но вовремя сдержался и, вспомнив про светское воспитание, галантно отозвался:

– Очень хорошо вас понимаю, красивая женщина должна соблюдать осторожность. Может, присядем в холле? Вон там, в креслах? Я безобидный человек, кабинетный ученый, Иван Павлович Подушкин, работаю над докторской диссертацией.

Любовь Сергеевна закатила слишком сильно намазанные глаза:

– Ах, за мной ухаживал академик! Великий! Он делал… тсс! Секрет! Но вам скажу! Атомную бомбу! Как же его звали… А! Да! Саня! Исаак Гольдфедер. Фамилия, если ее перевести на русский язык, обозначает «золотое перо». И правда, Саня хорошо писал, но ему все же было далеко до Гарика Реутова, тот! О! Невероятно! Гениальные пьесы! Вы, конечно, знакомы с произведениями Гарика! К нам ходила вся Москва, народ штурмом брал зал, мест всегда не хватало! Кое-кто, правда, уверял, что зритель бежит на Зойку глядеть, на эротическую сцену. Но ведь это неправда! Играла всего в одной пьесе, и она только чуть юбочку поднимала, более чем целомудренно, хотя чем Зойке было брать? Моего таланта она не имела!

– Простите, – попытался я вклиниться, – вы сейчас упомянули Зою Вяземскую?

– Ну Вяземской-то она стала, обманув Андрея, – радостно воскликнула Люба, – а он умер!

– Андрей? – насторожился я.

– Ну что с ним, не знаю, – отмахнулась Люба, – совсем маловразумительный человек! Теперь я в курсе, найти более приятного Зоя не могла, время бежало, пришлось хватать первого попавшегося на дороге. Вот я вышла замуж за совсем иного человека, столбового дворянина, ах, подобное тогда скрывалось! Но как спрятать гены и воспитание? А потом Иван умер, и все стало ненужным. Но продержался он очень долго, просто два века протянул! Да, а еще говорят, что грешников наказывают. Иван и в аду начальником небось стал. Непотопляемый! Никогда и никем! Хотя Ирины боялся, очень! И Вики тоже! Вот уж кто…

– Молодой человек! – крикнула толстуха с рецепшен. – Извините, пожалуйста, не откроете бутылку? Сил нет пробку отвернуть.

– Ох уж эта баба, – недовольно скривилась Люба. – Стоит мне с кем разговор завести, тут же вмешивается! С другой стороны, что взять с простонародья! Идите, оторвите крышку и приходите ко мне в номер, вот дверь, слева, хорошо? Жду!

Сохраняя на лице вежливую улыбку, я приблизился к администраторше, та мигом протянула пластиковую емкость и заговорщицки прошептала:

– Все открыто.

– Зачем же звали меня?

– Хочу предупредить: Люба страшный человек.

– Да?

– Ужасный! – закатила глаза дежурная. – Ее тут все боятся. Как вцепится в человека, схватит за рукав и давай болтать, остановить невозможно. С ней в столовой никто из гостей садиться не хочет, кое-кто к директору жаловаться ходил. Да людей понять можно, приехали отдыхать, а тут старуха-репей, не отцепится никак. Но, с другой стороны, что наш Леонид Григорьевич поделать может? Любку сюда дочь поселила, небось решила от маменьки избавиться, деньги за Работкину исправно вносят, и болтать ей не запретишь, вот директор и велел нам ее на себя взять. Вы не поверите, она точно вампир, лично у меня после общения с Любой всегда истерика начинается. Я это к чему говорю: Работкина новеньких любит, прямо налипает на них. Вы бы сейчас удрапали, а то мигрень заработаете. Не в моих интересах, кстати, вам подобный совет давать – только уйдете, она опять меня терзать начнет.

– Уважаемый, – прокричала Люба, – сколько можно бутылку открывать, а? Эти бабы на рецепшен! Язык без привязи, лучше б руками работали! У меня, кстати, в ванной полотенце не поменяли!

– Спасибо за предупреждение, – шепнул я покрасневшей от негодования администраторше и пошел в комнату к Работкиной.

Конечно, безудержный болтун – сильное испытание для собеседника, но мне сейчас личностные особенности Любы только на руку.

– Идем ко мне в номер, – велела Работкина, – а то покоя не жди!