Яблоневая долина

Мир будто обрубили. Вот поле, узкая тропка через него, небо, солнце, а вот – серое бесформенное облако. Раскинуло свои щупальца во все стороны. И за ним ничего. Ни сверху, ни снизу. Расползлось во весь горизонт.

– Нам сюда?! – Приш спросил и устыдился: слишком уж глупо прозвучало. И трусливо.

Все посмотрели на Хухэ: фенек жался к ногам, не решаясь идти дальше.

– От него толку мало, говорить не умеет, – Глеб махнул рукой. – Может, стёкла попробуем? Заодно проверим, что нам подсунул Огородник.

Они достали осколки и приложили к глазам. Ни на севере, ни на западе и востоке небо не окрасилось разноцветными полосками, лишь прямо перед ними промелькнула яркая вспышка.

– Чёрт! – выругался Глеб. – Значит, нам точно туда. Зато стёкла настоящие. Хоть что-то хорошее.

Мёнгере потрогала воздух перед собой.

– Странно. Словно там пустота, которая сожрала всё остальное.

– Точно! – Приша осенило: – Старик же и говорил про пустяк. – Он пояснил остальным: – Пустяк – пустота. Игра слов такая.

– Это сотворил старый бог, – добавила Мёнгере. – Когда пытался уничтожить своих детей.

Приш и Глеб обменялись непонимающими взглядами. Эту легенду они не слышали.

Мёнгере никак не решалась:

– Наверное, в другой раз.

– Нет, расскажи сейчас, – попросил Приш.

Ему хотелось отсрочить поход в серое нечто, пусть даже на несколько минут. Да и «потом» может не наступить. И девушка начала повествование:

Время долго правило вселенной. Наконец, ему стало скучно. И сотворило оно небо и светила на нём. Когда воцарились на небосводе Луна и Солнце, на земле появился свет. Стали расти цветы и деревья, плодиться рыбы и звери, ведь свет – это жизнь. А ещё зародились люди. Начали строить жилища, возводить храмы и дворцы. И не понравилось это Времени. Ведь каждый человек проживал одну жизнь, а творенья его рук – многие. Веками служили они людям, да и потом долго существовала память о чудесах света. Люди словно бросили вызов самому Времени.

Сначала бог пытался стереть их с лица земли. Обрушивал с небес огненные камни, тряс землю, насылал мор. Но вновь и вновь жалкие смертные возрождались и отстраивали дома и святилища, создавали скульптуры, писали картины. И тогда разозлилось Время и надумало уничтожить весь мир, стереть, точно неудавшийся набросок.

Породило Время огромную змею, Уроборос. Раз – и проглотила змея Солнце, два – проглотила Луну. Наступили на земле ночь и холод, стало гибнуть всё живое. А змея не успокаивалась, пожрала небо и звёзды, да и к людям подбиралась. Только Солнцу и Луне гибнуть совсем не хотелось. Стали они разгораться в животе змеи, да так сильно, что кожа чудовища не выдержала и лопнула. Снова засияли на небе звёзды, а Луна и Солнце заняли свои места.

А на том месте, где полз Уроборос, возникла пустота, и не было в ней никого живого и мёртвого. А что Время? Да ничего, успокоилось. Знает, что и у долговечных пирамид есть отпущенный век. И когда-нибудь Время поглотит и их.

– Мда… – протянул Глеб, – обнадёживающая история. Интересно, мы-то сами не исчезнем, если войдём внутрь?

Приш не знал, Мёнгере тоже. И похоже, других вариантов нет.

– Хухэ, не ходи с нами, – обратилась к фенеку Мёнгере. – Это не твой поход. Тебе вообще надо было остаться в пустыне.

Лисичка возмущённо тявкнула.

– А может, – протянул Приш и устыдился: голос сорвался на писк: – Может, и мы не пойдём? Мы же не обязаны.

Наступило молчание, все обдумывали его слова.

– Хрень какая! – Поэт бросил рюкзак и сел на траву. – Ведь на самом деле можно.

Он разлёгся и уставился в небо. Приш опустился рядом.