Яблоневое дерево

– Товарищи, прежде чем мы приступим к делу, я хотел бы напомнить, что руководство лагеря поручило нам, антифашистам, почетную задачу: идеологическое и культурное просвещение немецких заключенных. Это тоже исключительный шаг. Некоторые из вас помнят, как обращались с русскими заключенными в наших лагерях. То, что мы не несем за это коллективного наказания, большая любезность со стороны русских. Что касается всего остального, напоминаю: мы проиграли войну.

Несколько слушателей готовились хлопать в ладоши, но быстро опустили руки, услышав последнюю фразу.

– Итак, товарищи, а теперь посмотрите на этот список, – он продемонстрировал всем список имен.

– Список был составлен совместно с руководством лагеря. Хорошенько подумайте, прежде чем ставить крестик.

Бумаги начали ходить по рядам. Первыми в списке оказались имена людей, приближенных к коммунистам, их выдвинули русские. Но в конце Отто обнаружил имена людей умеренных взглядов. К его великому изумлению, выбрали именно их. Демократические выборы состоялись и закончились победой правильных людей. Все пили картофельную водку.

На следующий день результаты признали недействительными. Выбор был совершен под влиянием фашизма, и, к сожалению, стало очевидно: национал-социализм по-прежнему господствует в мышлении немцев. Руководство лагеря назначило других людей.

35

Они сидели в Кройцберге, в старой квартире на первом этаже. Все пришли полюбоваться маленькой Адой. Инге была беременна, Гюнтер похудел и выглядел на удивление неплохо, Эрна нашла себе мужа в порту – ее Пауль оказался прилежным работником, – а довольная Анна царила во главе стола с платком на голове и высоко засученными рукавами, словно она только что собственноручно убрала с улицы руины. Пустовало только место Карла. Тогда, в Лейпциге, Отто с такой печалью рассказывал о смерти отчима. Сала сжала ручку Ады, пытаясь побороть слезы.

– Боже, Пауле, только глянь: какая воздушная крошка! Можно растаять от одного вида, верно?

Эрна смотрела сияющим взглядом то на Аду и Салу, то на округлившийся живот Инге. Пауль добродушно кивнул. Ради счастья своей Эрны он был готов на все – он дал такую клятву и ее сдержит. На плите дымился айнтопф. С буфета вещало радио марки «Энигма», купленное Отто в подарок матери на первые заработанные деньги.

Свинина стоит дорого,
Говядины в обрез,
Пошли скорее к фермеру,
Там кости на развес.
И видят пусть, все как один,
Что в очереди мы стоим,
Как встарь, Лили Марлен.
Как встарь, Лили Марлен[45]

.

Лили Марлен. Сала слегка вздрогнула, стараясь не привлекать к себе внимания. Но потом не выдержала и прыснула:

– Дети, вы только послушайте, ну и умора, как переделали песню.

– Да уж, времена меняются, – сухо заметил Гюнтер. Его голос стал ниже. Казалось, он еще не понял, как найти свое место в эти новые времена.

– Есть новости об Отто?

Все растерянно покачали головами.

– Он не погиб, иначе мы бы узнали. – Инге взяла руку Гюнтера и опустила на свой живот.

– Ого, как толкается – малец проголодался.

– Откуда ты знаешь, что это парень?

– Потому что моя малышка так похорошела, а когда женщина красива, значит, жди наследника.

– Было бы неплохо, – вмешалась Анна, – пополнение нам бы пригодилось, а то семья что-то поредела.

Она разливала по глубоким тарелкам жидкий суп. Сала тщетно попыталась найти хоть каплю жира.

– Поищи другую волну, с танцевальной музыкой, – Эрна покачала узкими бедрами.

– Только без негритянской музыки, – Гюнтер с отвращением отвернулся. Анна отодвинула от него тарелку.

– И без айнтопфа?

Сала заметила, как Гюнтер опустил голодный взгляд – сначала еда, потом мораль. Он оставался все тем же старым нацистом, как и Инге, бросавшая на мать гневные взгляды. Сала ухмыльнулась. Анна крепко держала в руках бразды правления, как повелось издавна.

– Мы совсем докатились, не хватало тут только негров с их музыкой. Увидите, что они сделают с нашей родиной. Все уничтожат. Как тогда, после Первой мировой.

– Давай, продолжай пресмыкаться, – сказала Анна, наливая ему половник супа.

Гюнтер проворчал себе под нос:

Где у немца родина?
В Пруссии, Швабии она?

Где на Рейне цветет виноград?
Где над Бельтом чайки кричат?
О, нет! Нет! Нет!
Родина больше – мой ответ[46].

Анна бросила на него сердитый взгляд. И повернулась к Сале:

– Худое споро не сживешь скоро.

– Оставь наконец в покое моего мужа. Вечно ты во все лезешь, вечно умничаешь. Гюнтер был на войне. Что ты об этом знаешь?

– Только гастроль получилась короткой, – проворчала Анна.

Она продолжила подавать на стол, не поднимая взгляда. Все молчали. Гюнтер действительно вернулся с фронта без медали «За отвагу». В тишине Сала попробовала еще раз:

– Вы вообще ничего не знаете?