Яблоневый сад

Литературный процесс – это что за зверь такой? Что значит быть погружённым в литературный процесс? И насколько пишущий человек должен быть в курсе того, что пишут другие?

Мне интересно, что и как пишут другие. Я азартный, въедчивый, даже зловатый читатель. Мне не терпится с кем-нибудь обсудить прочитанное, попровоцировать человека на высказывания, чтобы проверить и перепроверить мои ощущения, развеять или подтвердить мои догадки, сомнения, подозрения. Я инстинктивно, как зверь, если хотите, настораживаюсь и напрягаюсь, если что-то где-то литературно взблеснёт – талантливый ли автор, талантливая ли строка, фраза ли, мысль ли. Мне непонятен пишущий люд, которому неинтересны новинки, новые имена, литературные разговоры. Я большой любитель позлословить, позлить литературную братию, подбросить им какую-нибудь литературную утку, чтобы… чтобы расшевелить их, раззадорить, чтобы… не разило болотом или мусоропроводом. Вот, если хотите, литературный протцэзз (где-то слышал! почти – процеживать), который мне по душе, в который я охотно погружаюсь и в который, точно леший, от случая к случаю затягиваю других… чтобы защекотать до смерти (!).

Но я не любитель творческих толпосборищ, разного рода коллективных оргвыводов, например, о том, что вот этого печатать не надо, потому что он не наш, всевозможных борьб и борьбёшек внутри Союза писателей, которые отчего-то обычно организовывают люди мало или вовсе неталантливые, склонные к авантюризму, трюкачеству, актёрству, а то и законспирированные или законспирировавшиеся шизофреники.

Ну, а если уж честно – я сугубо деревенский житель, неисправимый домосед и, подозреваю, обломов, и где же тут у нас, в тихушном сибирском углу, наскребёшь ещё хотя бы одного-двух литераторов, чтобы организовать литературный процесс? Если только из тайги зазвать в сотоварищи какого-нибудь медведя или лисицу.

А насколько важно для писателя следить за политическим процессом в стране и мире, за последними открытиями в науке? В православных кругах, к примеру, нередко в ранг добродетели возводится полное равнодушие к тому, что творится в обществе – правильно ли это?

Мир и время, в которых я живу, – это мой мир, и это моё время, и другого мира и другого времени у меня не будет на Земле. Всё, что происходит в моём мире моего времени, мне жутко интересно, где бы событие ни происходило, хотя бы на другой планете или даже в другой галактике или же в микро- или наномире.

Но земная жизнь любого человека когда-нибудь заканчивается. Заканчивается жизнь тела. А душа? А душа, от века верит человечество, живёт. Наука сего факта не подтвердила, но и не опровергла. Душа – это не твоё, это – Богово, это один из Божьих даров тебе на время твоей земной жизни. А потом – вечность. Но как ты распорядишься сим даром, таковыми будут и постановления Страшного суда в отношении твоей души, – рай или ад ей на веки вечные.

Вы спрашиваете, правильно ли то, что в православных кругах нередко в ранг добродетели возводится полное равнодушие к тому, что творится в обществе? Правильно. Но такое поведение не признак равнодушия, а. напротив, чуткой, всечасной, отеческой и материнской заботы о нас, грешных, о людях мирских, светских, суетных, обременённых земными заботами и страстями, а потому не помнящих о спасении души своей. А молитвенники наши, священники и монахи, старцы, – помнят. И молятся о спасении не только своей души, но и за всех нас, в суетности забывающих о вечности души, а то и не верящих, что ей уготована жизнь вечная (но – разная!).

Отгородиться от жизни земной, думаю, невозможно, никакими стенами, никакими постановлениями и запретами, пока ты жив и в здравом уме, но отъединиться от греха и суетности – и возможно, и – зело! – потребно.

Расскажите немного о Сибири, сибиряках и вашем журнале «Сибирь». Чем жив народ в ваших краях? Удаётся ли журналу отвечать на вызовы времени и запросы читателей?

Немного? О вселенной под названием Сибирь? Добре!

Воистину, у нас здесь как во вселенной – всего видимо-невидимо и в разнообразиствах (где-то слышал словечко! а ещё – безобразиствах) великих. Но, увы и прежде всего, как и во вселенной, – пустынность на людей удручающая. Однако ж что ни человек – то золото, а то и сам алмаз. Ей-богу! У А. Чехова в отзыве на романы Д. Мамина-Сибиряка, после поездки на Сахалин, встретились мне весьма любопытные слова: