Яблоневый сад

Вот история моя и моей мамы. Ее звали Панар. Росла она на соседней улице в нашем родном колхозе. У нее было два брата и сестра – Садвакас (помните, я о нем рассказывала?), Капар и Шарипа. Мама была одаренным ребенком, училась на физика-математика (в те то далекие годы!) в Казахском Женском педагогическом институте имени Маншук Маметовой. Интересно, что папа и мама жили в одном колхозе на соседних улицах, а познакомились только в Алмате! Алматы и стал городом их молодой и бесшабашной любви! Представляю, как они гуляли по родным сердцу улицам, взявшись за руки! Высокий и статный папа, миниатюрная «дюймовочка» мама. Красавцы! Наверняка все оглядывались на них и восхищались, как они друг другу подходят!

Когда они решили пожениться, Панар всего-то было 18 лет, и ее мама, бабушка Калкабала (жуть какая строгая была) возмутилась, когда узнала о желании молодых пожениться. Молоденькую возлюбленную отца даже запирали в чулане, чтобы она не сбежала на соседнюю улицу в дедов дом. Калкабала, кстати, так до конца жизни не примирилась с выбором своей дочери, не получилось у нее, да и не успела она полюбить моего отца. Мало им было отведено времени, чтобы узнать друг друга поближе. Очень мало, буквально три месяца.

Как вы поняли, мама все же сбежала из отчего дома в наш яблоневый сад в один из майских вечеров 1940 года. Убежала наперекор матери, убежала, чтобы успеть подарить папе – дочку, а деду моему – внучку. Чтобы продолжалась родовая линия Абикена на земле, через меня, моих детей, внуков и правнуков. Его внуков и правнуков.

А что бы было, если бы маленькая Панар побоялась ослушаться маму и не сбежала тогда из дома? Даже трудно представить… Прожили они вместе всего три месяца. Всего три месяца или целых три месяца? Как посмотреть! Судьба подарила им целое лето, лето 1940 года, полное счастья и солнца. Вот, вижу, как папа залезает на дерево, чтобы нарвать спелых яблок для молодой жены. Так она любила яблоки! Яблочное лето! Папа, покидая отчий дом в конце того самого яблочного лета, наказал молодой жене назвать дочь Алмагуль. Он не сомневался, что яблочное лето подарит ему «яблочную» дочку. «Алма» в переводе с казахского – яблоко.

Я, дорогой читатель, очень люблю яблоки, это то, что у меня осталось от моих молодых родителей. Яблоки, яблоки, яблоки… Сколько я их переела, начиная с самого детства! Самых разных – незрелых зеленых, спелых сорта «апорт». Даже в Уральск мама присылала мне яблоки в деревянных ящичках, запечатанных советским сургучом. Я и яблоки – это одно целое, яблоки – это дар, оставшийся мне в наследство от отчаянных родителей в то самое яблочное лето 1940 года…

Осенью папу забрали в знаменитое на всю страну Саратовское бронетанковое училище. Тогда в сентябре в училище было набрано 1600 будущих танкистов, среди них студент второго курса Казахского Горного института Абикен Умирбеков. Папа уехал в Саратов. Мама, получив диплом учителя, уехала в село Чемолган, учить тамошних детишек математике, оставив меня деду.

Мама теперь была далеко, жила где-то своей жизнью, в одиночестве дожидаясь возвращения папы с фронта. Уж когда он приедет, она точно сможет забрать меня у деда, и заживут они с Абикеном счастливо, растя маленькую дочурку. Уверена, мама так и думала. Сидела до наступления темноты в школе, проверяя тетрадки, а потом возвращалась в свой пустой домик, зажигала там керосиновую лампу и читала письма отца. Он писал ей, как ждет встречи, как скучает по ней, как мечтает увидеть дочку! Он утешал ее в письмах и просил держаться. Просил не забирать меня у деда. Скорее всего, так и было. Он всегда чувствовал деда, с детства. Они разговаривали сердцами. Отец точно знал, как болит дедово сердце по ночам, знал, что только я могла его утешить в те бесконечные ночи. И просил маму пока меня не забирать, дождаться его…

Конечно же, мой дорогой читатель, письма те я не читала, то ли они не сохранились, то ли где-то лежат и ждут своего часа. Никто мне эти письма так и не передал. Но я читаю письма, не дошедшие до меня, сердцем.

Отец не вернулся с войны, погиб смертью героя, сгорев в танке где-то под Борисовым. Дедушка затосковал от горя. Плакал целыми днями. Прошло четыре года с того самого яблочного лета, подарившего деду внучку, а моим молодым родителям – дочку. А все так поменялось… Наш дом погрузился в траур… Дед много плакал, бабушка ходила на цыпочках, чтобы не дай бог его разбудить в редкие минуты, когда он засыпал. Я слонялась по улице, не зная, куда себя деть. Былое веселье исчезло… Яблоневый сад тоже как будто бы поник, а деревья стали ниже… Или это я выросла…