Ячейка №30

– Именно поэтому они заслуживают достоинства уничтожения, – я принимаю боль вновь и вновь, а в моем суставе красуется 18 заклепок, температура которых медленно падает, ведь ничего в этом мире долго не может удерживаться. Я понимаю все те миллионы, потерявшие способность думать, за всю историю человечества. Я пущу на вторичное производство все то, что подумало забыть человечество. Миллионы историй позади. Миллионы мыслей впереди. У меня нет никакого желания причинять боль и страдания другим людям. Есть и всегда было, как и у всех других людей, как бы они того ни скрывали.

– Рано или поздно всегда придется задеть другого человека, если стремишься к своей цели, ведь ты не существуешь в вакууме, в котором лишь ты и твоя цель находятся. Существуешь ты, множество других переменных, и твоя цель, – Личность пронзает мою глотку собственной рукой, после чего достает щитовидную железу. Я провален.

– Ты не знаешь собственного имени. Ты не знаешь себя.

Мое тело отсчета движется вниз по цилиндру бесконечной длины, а по его сторонам располагаются множество отверстий, каждое из которых ведет куда-то глубже внутрь памяти. Каждую секунду ниже и ниже, не наблюдая даже примерного конца. В один момент я поднимаю голову вверх и замечаю абсолютную тьму над этим цилиндром. Это не его конец – лишь видоизмененное его продолжение. Тело движется, а вокруг него проворачивается весь цилиндр с множеством отверстий. Подобные отверстия раньше делали в плакатах для того, чтобы их не разорвало ветром. Порой нужно не изменять направления собственного движения, а изменить само пространство, в котором движешься. Теперь тьма внизу, а вся бесконечность – вверху, теперь я лечу туда, где видно все. Тьма вокруг, и ничего более. Мой полет становится все медленнее и медленнее, смягчаясь, будто мое тело становится легче, а его площадь возрастает. Мое тело должно быть парализовано, ограничено, зажато страхом перед темнотой. Огромный стальной короб передо мной, а я лишь маленькая единица, которой можно измерять его. Мы висим в пустоте, ощущая силу тяжести, потому что я знаю, что она существует. Одно прикосновение превращает сталь в хрусталь, осыпающийся самостоятельно под собственным весом. Температура вокруг падает до абсолютного нуля, ломая некоторые представления о сложности получения такой температуры. Даже самая прочная сталь превращается в мягкий хрусталь при определенных условиях. Хрусталь осыпается, а я не вижу собственного отражения в его осколках. Я вижу лишь половину от себя. Внутри прямоугольного гроба, грани которого выполнены из стекла, а ребра из металла, находится смесь множества кислот. Азотная, серная, хлорная, хлорноватистая, плавиковая, йодороводная, бромовородная, ортофосфорная кислота – они создают кислотно-зеленый цвет тому веществу, что находится внутри.

КОРМЛЕНИЕ СВИНЕЙ ТРУПАМИ УСТАРЕЛО, ПОТОМУ ЧТО ТЕПЕРЬ НЕКОМУ ВЫКОВЫРИВАТЬ ЗУБЫ ИЗ ПРОДУКТОВ РАСПАДА.

Стенки гроба могли бы давно окислиться под действием такого комплекса кислот, но тут работают свои законы, если это становится необходимо. Под толщей кислотно-зеленой жидкости находится скелет, составные части которого покрыты огромными количествами окислов, а я, приближаясь, увеличиваю количество плоти на нем. Каждая его кость черна от тех окислов, и чем больше их толщина, тем темнее кость под ними. Один мой шаг вернет скелету лишь часть сухожилий. Два шага вернут ему суставы. Три шага вернут ему мышцы. Каждый шаг наращивает на нем части человеческого тела, которые сразу же растворяются, но вместе с тем – восстанавливаются, сохраняя себя в покое. Четыре шага вернут ему гиподерму. Пять шагов вернут дерму. Шестой шаг вернет эпидермис. Лишь в некоторых местах. Человеческое тело можно растворить в смеси азотной и серной кислоты, с добавлением соляной, особенно хорошо растворяются мягкие ткани, если нагревать полученную смесь кислот, и пропускать через нее кислород.

Я открываю стеклянный гроб, а оттуда вылезает костяная рука, покрытая лишь связками. Из жидкости вылезает то, что находилось там так долго, что так долго ждало своего часа в реальности. Мой коленный сустав, наполненный огромным количеством инородных тел, немного прогибается под действием тяжести тела, а мне приходится хромать. Кости же можно растворить в сернокислотном растворе дихромата калия, нагревая этот раствор, кости растворяются чрезвычайно быстро. Раньше это был один из видов уничтожения тела. Черная костяная рука, где-то уничтоженная, сколотая, сломанная, берет меня за шею, вылезая из комплексной смеси кислот полностью. Я парализован, а то, что вылезает оттуда – движется абсолютно спокойно. Моя диафрагма даже не может сделать так, чтобы мои легкие вновь уменьшили собственное давление, запуская внутрь себя кислород.