Его зубы черны, как два сколотых агата внутри эпителиальной прослойки, создающие ощущение отсутствия зубов. Пусты его глазницы, внутри них лишь та же тьма, что и вокруг. Он не произносит ни слова, а мое тело сковало страхом перед ним. Ткани на нем восстанавливаются с невероятной скоростью, создавая ощущение его абсолюта БЕССМЕРТИЯ.
Дырка внутри моей челюсти начинает кровоточить, когда его пустые глазницы обращаются к моим глазам полностью. Его прикосновение к моей БП руке уничтожает ее, она отваливается, окисляясь, и химически сгорая прямо на моих глазах. Вся покрытая ржавчиной лежит у его ног, а я лишь нахожусь в воздухе под опорой его руки, смотрящий в бездну. Он бьет ногой ее, и она улетает во тьму, а я остаюсь одноруким инвалидом, тело которого теперь может положиться лишь на одну руку. В один момент ко мне поднимается вторая рука, покрытая лишь мышцами, а потом мое тело погружается в тот резервуар, из которого он вылез. Моя настоящая рука, из плоти и крови, держится за последнюю грань, а рука сверху удерживает мою голову внутри жидкости, стараясь опустить ее ниже и ниже. Я вижу, как от моего собственного тела начинают идти пузыри выделяющегося газа, а я распадаюсь на составляющие. Холокост в Германии с 1933 по 1945 годы. Я смотрю на скелет, череп которого почти полностью оброс тканями. Геноцид армян в 1915, продлившийся до 1923 года. Его глаза начинают восстанавливаться из темноты. Авария на чернобыльской АЭС в 1986 году. С зубов окислы сходят в пустоту. А мои кости, показывающиеся наружу, становятся черного цвета. Мое желание спастись от растворения все меньше и меньше с каждой секундой. А темнота становится все больше и обширнее по длине всего туннеля. С каждой секундой тьма занимает все больше площади – я чувствую это. Мои пальцы начинают разжиматься под статическими физической и психологической нагрузками. Его лицо – мое лицо. Я сегодня говорил со всей грязью и мусором этого мира, а потом оказалось, что я всего лишь смотрю в зеркало. Мои зубы – его зубы.ВЫБЕЙ ЗУБЫ САМОМУ СЕБЕ, ЕСЛИ ОНО ПОНАДОБИТСЯ.
Нет, мои зубы теперь темны и черны. Мы две части единого целого. Две части, которые так просто и легко растащили по разным полюсам, создав два не совсем полноценных организма. Набор хромосом клетки удваивается, после чего нити веретена деления растаскивают хроматиды по полюсам, а клетка делится надвое, образуя две новые эукариотические клетки.
Порой я рад тому, что раны теперь так легко залечиваются, а память так просто стирается. Не нужно теперь особых усилий для того, чтобы вернуть человеку потерянную часть челюсти, а потом просто стереть его воспоминания связанные с огромным количеством боли. Я все еще считаю то, что делаю – правым, но я все еще остаюсь человеком, поэтому стою и медленно извлекаю из сустава заклепки. Я не зверь. Я никогда им не был. Я не совершаю отвратительных и ужасных поступков во имя своего удовольствия – я вижу в поступках правду и обоснованность, а потому они никогда не будут оспорены внутри меня самого. Металлический звон пронзает воздух каждый раз, когда заклепка падает на пол. Совсем недавно человеческий крик также пронзал его. Совершая порой даже самые благородные поступки становишься в некотором роде самым противным преступником из всех когда-либо существовавших. Как просто вновь соединяются вовсе уничтоженные ткани. А тело Чарльза так и валяется внизу – за стеклом. Я лишь ожидаю исхода еще одной попытки, находясь здесь. Именно это отличает меня от всех зверей. Эта девушка ничего не вспомнит – она никогда не почувствует такой боли в собственной жизни, и я рад тому, что так и произойдет теперь. Ее тело будет в абсолютном порядке, независимо от того, что происходило последний час. Если Божество и вправду существует, то моя душа уже давно горит в преисподней, поэтому терять ей нечего, а я поддерживаю подобное поведение не для попадания в высшие места. Это было бы слишком отвратительно и ужасно – миллиарды, делающие хорошие поступки лишь для того, чтобы попасть в место лучше, в котором они не будут ощущать никакого дискомфорта.