Потом ей стало так холодно, что все страдания были только от холода. Дрожала. Пыталась зарыться поглубже в мягкое, в тряпки, воняющие бензином. Язык скользил по зубам, вправо и влево, проводя учёт, без указания сознания, сам. Первый проблеск возвращения смысла. Ряд зубов не нарушен. Ни нижний, ни верхний.
Когда начала ощупывать себя пальцами, стало больнее и легче. К лицу ужасно прикасаться. Скула, губы – как затвердевшие грибы. Хорошо – не трогать лицо. Надеяться, что кровь во рту от губ. Один глаз видел всё. Второй тоже мутно видел. Разогнуться не смогла. «Потом, потом», – успокаивающе сказала себе. Вдруг ей представилось, что, когда её били, она молилась. И Бог сохранил целостность тела, потому что услышал. Сзади голова вообще цела. Угол спас. Снова нахлынула, как анестезия, эйфория. И снова угасла в темноте. Раз руки слушаются – спина цела. В животе всё наладится само, там всё мягкое.
Один глаз прикрывала ладонью. Вторым смотрела. В углу что-то похожее на части мотоцикла. Много непонятных предметов, не могла долго фокусировать на них взгляд. Спины, стол, на столе бутылка водки с серебристой этикеткой. Страстно захотелось водки, словно один глоток снимет все, но просить стеснялась.
Шевельнулась нечаянно – искала менее болезненную позу. Шорох услышали. Замерла. Один из сидящих повернулся к ней. Лицо его было сизое, испачканное, как у бомжей по пути от бывшей работы к остановке. Взгляды встретились. Она искала ответ – угрозу или прощение. Но в слизких глазах ничего не было. Совсем ничего. Он что-то пробурчал и двинулся к ней.
Анна не испугалась. Она смотрела. Он подошёл близко и уставился, но глаза оставались пустыми. Потрогал блузку – там, где грудь. Волосы. Потом горло под подбородком. Намеревался вроде как пощекотать. Отодвинулась от удушливой смеси запахов – человека, крови, перегара, туалета, бензина, воды. Какие-то из запахов остались – принадлежали ей самой. Он пожал плечами и вернулся к столу, к карточной игре.
Перевернулась на левый, более живой бок, пугаясь, что всё равно, где она и кто это. Так и умереть недолго. Зачем было рассматривать, восстанавливать твёрдую картину вокруг, тратить силы, зачем? Прикрыла веки. Не долго умереть, но смерть не отвращала, казалась далёкой от этого места дорогой по реке с ивами, и в то же время блужданием по Лилиной квартире, по комнатам, дальше и дальше, забыть своё имя, своё лицо, свои волосы, свои пальцы и в завершение исчезнуть насовсем в бесконечном одном движении (так холодно), в ритме шагов, в миллиметровых линейках, в линейках памяти, как не открывающаяся страница в «Эксплорере», в пустых окнах «Виндовса», за которыми солнце и кроны деревьев, по кронам спуститься в реку, сотнями километров тянущуюся к морю (так больно). Когда говорят «так больно», значит, уже легче, потому что боль заключается в определённые границы, в границы «так», определяется словом, отделяется от других явлений, и, значит, сила её не охватывает больше всё сущее.
8
Продолжение. Всё, что мы видим, – продолжение продолжения, как сериал. Началось там, продолжилось здесь, но суть одна.
Услышала твёрдые, жёсткие шаги как продолжение каменных шагов за спиной, перед тем как ударило в живот.
Некто вошёл в гараж – теперь сообразила, что находится в гараже. Некто высокий, прямой. Сначала показалось – со светящимся лицом, но это просто бликовали очки. Сквозь очки он смотрел на Анну.
Нелепо пыталась отползти, исчезнуть, втереться в стену. Стена не впускала, и ноги проскальзывали, съезжали с жирными тряпками, а она продолжала отползать, открыв от страха рот, то сжимая, то разжимая на животе пальцы.
– Успокойся. Сядь, – сказал вошедший, и она мигом застыла, стараясь быть лояльной, даже проявлять рвение, только чтобы он не ударил.
Убаюкивающий мат и шелест карт оборвались с появлением ангела. Игроки тоже смотрели на Анну. Но был ли это ангел? Не похож. Как обычный человек. Не выше, не светится.
– Не нужно меня бояться, совершенно не нужно. Поняла? – Он говорил неприятно и медленно, как говорят с умственно отсталыми. Кивнула. Была готова согласиться со всем. Он присел на корточки рядом с ней. – Ничего плохого не случилось.
Снова кивнула, ловя зубами непослушно вздрагивающие губы.
– Меня зовут Шарван. Я помогу тебе. Я отвезу тебя туда, куда тебе нужно, где тебе будет хорошо. Но пока тебе немножко нужно побыть здесь. Отдохнуть. Может, тебе что-то нужно, есть, пить?
Кивнула.
– Что тебе нужно? – Он не так понял её. Он вообще, кажется, не замечал, что она не в лучшем состоянии.
– А мне можно спросить? – Она удивилась, что говорит. И так ладно. Несмотря на дрожь. Будто кто рядом говорит.
– Попробуй. Не обещаю, что отвечу.
– Зачем… Зачем меня били? Если речь шла о том, чтобы прийти сюда, то зачем? Если только это, я бы пришла сама.
– Тебя? Били?
Он глянул на неё каким-то злым и в то же время профессиональным, как у врача, взглядом. Ещё жёстче показалась стена, в которую упиралась и не могла втиснуться.
– Если бы тебя били, ты бы не говорила сейчас. Понятно? Что тебе надо вообще? Рёбра целые, всё на месте…