Яд для императора

— Заказывать мне ничего не нужно, — отвечал статский советник. — Где хозяин?

— Господин Фогель сейчас заняты и не принимают, — сообщил мальчуган.

— Вот как? А ты кто — его сын?

— Никак нет, я ученик, меня звать Николас.

— Так вот, Николас, послушай меня. Я из полиции, точнее, из жандармерии. Слыхал про такое учреждение? Я не спрашиваю, принимает ли аптекарь Фогель или не принимает. Мне только нужно знать, где он в данный момент находится. Он, а также его гость.

— Они в столовой, господин, — отвечал ученик провизора. — Это здесь, по коридору. Они ужинают. Вас проводить?

— Не надо, — остановил его Углов. — Сам дойду. Они там вдвоем?

— Нет, еще фрау Марта, супруга герра Фогеля.

— Очень хорошо, — кивнул Углов. — Где пройти — здесь? Ага, вижу. Все, можешь продолжать. Сиди как сидел, делай свои… микстуры.

Углов прошел за стойку, свернул по коридору, отворил дверь и оказался в небольшой, но уютной комнате. Посредине стоял стол, за которым сидели женщина и двое мужчин. Сидевший слева был лет около шестидесяти, с седыми волосами и румяным, каким-то кукольным лицом, в пенсне. Напротив сидел человек высокого роста, могучего сложения, с крупными, даже грубыми чертами лица и густой темной шевелюрой. Чем-то он напоминал виденный Угловым портрет композитора Бетховена.

При появлении гостя все сидящие подняли лица от тарелок; оживленный разговор, шедший по-немецки, прекратился. Если до тех пор у Углова оставались сомнения насчет того, кто из присутствующих — Мандт, то теперь они отпали: в то время как старик в пенсне выглядел лишь удивленным и растерянным, его визави, похожий на композитора, побледнел; он во все глаза глядел на вошедшего.

— Господин Мандт? — обратился прямо к нему майор. — Я статский советник Углов, выполняю особое поручение Его Императорского Величества. Мне необходимо поговорить с вами наедине. Где это можно сделать?

Вместо Мандта, еще не обретшего дара речи, ответил хозяин.

— Да-да, конечно, ваше сиятельство… высокоблагородие… ваша милость… — зачастил он, теряясь в обращениях. — Вы можете поговорить наверху, в комнатах. Там никто не помешает. Или, если вам неудобно, вы с герром Мандтом можете остаться здесь, а мы с Мартой выйдем…

— Лучше здесь, — решил Углов. — Оставьте нас.

— Сию минуту! — произнес аптекарь, поднимаясь. — Идем, Марта, нехорошо, чтобы господин офицер ждал.

Они вышли, причем Фогель тщательно закрыл дверь в столовую. Однако Углов, подумав, дверь открыл, так, что ему стал виден весь коридор, после чего сел наискосок от Мандта, оставив в поле зрения и вход.

— Я вижу, мой приход тебя поразил? — обратился он к лейб-медику. — Думал, что ты сумел скрыться и уже никто не придет?

— Я не совсем понимаю, о чем вы, — отвечал медик. — Я совсем не думал скрыться, просто был пришедший в гости к другу. Но меня поразила одна вещь…

— Какая же? — гость поднял одну бровь.

— Ваша шинель! Это Его шинель! Я ее хорошо помню, он выходил в ней на проводы Преображенского полка! Эти злосчастные проводы, когда Его Величество вновь простудился!

— Ты обознался, лекарь! — резко ответил статский советник, сурово взглянув на сидевшего напротив человека. — Это моя шинель, и довольно об этом! Лучше скажи, как ты отравил императора Николая!

— Что?! — воскликнул лейб-медик, причем прижал обе руки к груди, словно хотел унять слишком сильное биение сердца. — Отравить?! Какой абсурд! Какой напраслина! Я сделать, я все сделать, чтобы лечить Государя!

— Неужели всё напраслина? — спросил гость и склонил голову несколько набок, словно хотел разглядеть своего собеседника под новым углом. — А почему же такие обильные трупные пятна на теле? Почему такое быстрое разложение?

— Откуда вы знаете про пятна?

— Полно, Мандт! Про пятна знают все, кто собрался на площади! Я был во дворце, беседовал кое с кем. Вы ведь проводили осмотр тела? Составляли заключение?

— Не я один! Осмотр был комиссионный! Там были доктора Каррель, Рейнгольд, профессор Енохин…

— С них мы тоже спросим в свое время. Никто из тех, кто виновен в смерти Государя, не уйдет от ответа!

— Но мы невиновны! Ни я, ни мои коллеги…

— А кто же тогда вручил ему склянку? — проникновенно спросил чиновник для особых поручений.

Глаза Мартина Мандта, и без того расширенные, при этом вопросе вовсе вылезли из орбит; казалось, что медик близок к апоплексическому удару.

— Какую… какую склянку?! — прохрипел он.

— Склянку с ядом! Ведь ты дал ему яд, верно?

— Нет, клянусь! Всем, что есть святого, клянусь, я не давал!

— Но она была у тебя под рукой, не так ли?

— Да, была… она имелась… среди лекарств всегда есть такие… — зачастил Мандт. — Возможно, вы знаете этот поговорка, что все на свете есть яд, и все лекарство…

— Значит, яд у тебя был! — удовлетворенно произнес Углов, откинувшись на спинку стула.