Яд древней богини

Она осторожно вытащила две сигареты, спрятала в пристегнутую к поясу сумочку.

- Как собаки во дворе, не болеют? - вдруг спросил Смирнов.

Девица распахнула и без того огромные, навыкат, глазищи. Оглянулась на дворняжек.

- Вроде нет. А что?

- Говорят, мор на собак напал. Не слышали?

Девица чувствовала себя неловко, переминалась с ноги на ногу и посматривала в сторону детей. Странные вопросы ей задают!

- Я подрабатываю, - объяснила она. - Гуляю с детьми. Три часа в день, оплата приличная, и опыт приобретается. Я на факультете дошкольного воспитания учусь, привыкаю общаться с малышней. Они забавные.

- А как насчет собак? Хочу щенка взять, да ветеринар пока не советует. Болеют братья наши меньшие. Эпидемия у них.

Девица пожала угловатыми плечами.

- Пуделя каждый день во двор выводят, - сказала она. - И добермана, и двух далматинцев. Ничего, вид у них здоровый. Дворняги вон тоже не жалуются.

Смирнов поблагодарил ее и пошел к машине. Девица покраснела, глядя ему вслед. Заигрывает он с ней, что ли?

Через сорок минут сыщик уже поднимался на лифте на пятый этаж, к Ершову. Тот открыл дверь, в нос ударил запах разварившихся пельменей.

- Входите, - пробормотал журналист и ринулся на кухню. - Пельмени сбежали! - на ходу пояснил он. - Вы присаживайтесь в гостиной, я сию минуту.

Квартира Ершовых была обставлена на церковный манер: много икон, лампад, календарей с религиозной символикой, желтых свечек, парчовых подушек. Запах воска и ладана, казалось, пропитал стены. Через окно в комнату косо падали солнечные лучи, в них танцевали пылинки. В кухне хозяин громыхал посудой. Управившись с пельменями, он явился в гостиную.

- Ну-с, я готов, - доложил Ершов, уселся напротив гостя. - Чем могу помочь?

- Расскажите подробнее, что привело вашу матушку в нервное расстройство, а затем и…

Смирнов притворился, что ему больно произносить ужасные слова о смерти. Ершов состроил скорбную мину и рассказал о письмах, жутких осиновых щепках, гвоздях, кладбищенской пыли и прочих атрибутах черной магии.

- Это свело мою мать в могилу. Перед смертью у нее даже разум помутился, страшно было слушать ее речи! - трагически воскликнул он, и веснушки на его лице стали в три раза ярче. - Некого призвать к ответу за совершенное убийство. Не к кому обратиться!

- Убийство? - переспросил сыщик.

- А что же еще? Как назвать подобное злодеяние?

- Вам знакома фамилия Рудневых? - уклонился от ответа Всеслав. - Гордей Руднев? Ирина Руднева?

- Н-нет, - замотал головой журналист. - Не приходилось знать таких.

Он помолчал, подумал и подтвердил первый ответ. Рудневых он не знает.

- А кто была по профессии ваша мать? Как ее звали, кстати?

- Мавра Ильинична, - сказал Ершов. - Она работала швеей в ателье. Неплохо умела кроить, подрабатывала дома шитьем на заказ. До самой смерти… - он шмыгнул носом, глаза за стеклами очков покраснели.

- У вас не осталось вещественных доказательств?

- Чего, простите?

- Ну… восковых фигурок, гвоздей?

Журналист вскочил и замахал руками.

- Мама все уничтожила! Все! Разве такую гадость можно держать в доме? Это значит впустить сатану в свое жилище! Мама так говорила.

- Вы верующий? - Смирнов выразительно взглянул на иконы.

Ершов поник, успокоился и сел.

- Без фанатизма, - признался он. - Это все мамино: иконы, свечи, молитвенники. Я редко хожу в церковь. Верю во что-то высшее, как и другие. Но истинно верующим меня назвать нельзя.

Всеслав не знал, о чем еще спрашивать.

- У вас есть семейный альбом с фотографиями? Дайте посмотреть, - попросил он.

- Ради бога, - Ершов с готовностью метнулся к полке с толстыми, скорее всего, религиозными книгами, взял альбом. - Вот, пожалуйста.

Фотографий было мало, большинство - любительские, плохого качества.

- Это ваши родители? - сыщик показал на снимок, где сидели, обнявшись, молодые мужчина и женщина.

- Да, - кивнул Ершов.

- А где ваш отец?

- Умер много лет назад. Я был еще ребенком. Мама так и не вышла замуж второй раз.

Смирнову попалась фотография, где молодая Мавра Ильинична держала на руках маленького мальчика.

- Это вы?

Ершов отрицательно покачал головой.

- Нет. Здесь мама с моим старшим братом. Он тоже умер. А вот я! - журналист показал гостю снимок: он рядом с матерью, с портфелем и букетиком астр стоит на ступеньках какого-то здания. - Это школа. Я иду во второй класс.

***

Карине было тесно в ее однокомнатной квартире - каждое утро, просыпаясь, она видела одно и то же: белоснежный ровный потолок; изысканно закрученные рожки люстры; обои, отливающие шелком персикового цвета; тщательно подобранную мебель красного дерева; телевизор…

Когда становилось невмоготу, она отправлялась бродить по городу - в Сокольники, Филевский парк или на набережную Москвы-реки, ища простора и не находя его. Отпуск всегда казался ей чрезмерно коротким, а возвращение в город - тягостной необходимостью. Что продолжало держать ее здесь? Неутоленная страсть? Неисполненное предназначение? Нереализованная цель?