Лора закрыла глаза. На какой-то миг ей показалось, что разговор с Левиным – сон. Вот сейчас она проснется, откроет глаза и увидит перед собой живую и невредимую Эдит… Или Мура, который набросится на нее и примется срывать с нее одежду…
Она все же заставила себя открыть глаза. Не было ни Эдит, ни Мура. И только голос Левина долетал до нее и вместе с прохладным ветром, проникавшим в открытое окно, приносил казавшиеся обрывками сна будоражащие чувства слова:
– …Лежу вот на нашей широкой кровати и не нахожу себе места. Если бы ты только знала, как я соскучился по тебе…
«Теперь, когда с той счастливой поры прошло шестьдесят лет, мне представилась возможность прочесть дневники императора, изданные после переворота. В них были и записи, относящиеся и к тому незабываемому лету в Красном Селе, когда он еще был наследником престола и нам никак не удавалось уединиться. Сердце меня не обмануло. Наследник престола действительно был мною увлечен. Вот отрывки из его дневника 1890 года, касающиеся периода маневров: „10 июля, вторник. Был в театре, ходил на сцену. 17 июля, вторник. Кшесинская… определенно мне нравится. 30 июля, понедельник. Беседовал через окно с малюткой Кшесинской. 31 июля, вторник. После вечернего чая в последний раз поехал в Красносельский театр. Попрощался с Кшесинской. 1 августа, среда. В 12 часов состоялось освящение знамен. Стоял у театра, предаваясь воспоминаниям“.
Мэй захлопнула тетрадь, встала и подошла к окну. Гринвуд тонул в тумане. И только в глубине сада горело несколько электрических огней – это светились окна домика садовника, в котором изредка ночевал Салливан.
Садовник. Сад. Каменные плиты. Испачканный в земле парик. Мэй не любила вспоминать тот вечер, когда они так нелепо поссорились с Эдит. Пожалуй, это была самая постыдная страница ее жизни. Но это все виски… Виски, водка. Теперь и это в прошлом. И Эдит в прошлом. И Мур. И только Арчи, стряхнув с себя тлен прошлого, стал ее настоящим, ее сегодняшним днем. Мэй вернулась к столу и, перелистав несколько страниц назад, нашла те строки, которые были созвучны ее чувствам именно сейчас, в эту минуту: „То, что я чувствовала в тот день, может понять лишь тот, кому, как и мне, суждено было полюбить всем сердцем. Я пережила нечеловеческие страдания, час за часом представляя себе события во дворце, стараясь заглушить чувство ревности и смотреть на ту, которая отняла у меня Ники, как на императрицу и государыню, раз уж она стала его супругой. Мне пришлось собрать все силы, чтобы не сломаться под бременем обрушившегося на меня горя и достойно принять все, что было предначертано судьбой…“»