Яд Фаберже

Мэй в который уже раз захлопнула тетрадь и прижала ее к своей груди. Но ведь у меня же никто не мог отнять Арчи. Он всегда был и будет со мной… Тогда почему же мне так близки и понятны эти строки? Что общего у меня с той, которая так страдала из-за ревности к наследнику престола? И отчего мне становится так тоскливо всякий раз, когда я раскрываю эту тетрадь? Я тоскую по той жизни, которая никогда не могла быть моей? Но кто же виноват в том, что я родилась так поздно, что я никогда не танцевала, но заразилась танцем, листая эти рукописи… Она – балерина, а кто я? Никто. Женщина, которая всю жизнь мечтала хотя бы немного приблизиться к совершенству. Но что было у меня, кроме украденных самым постыдным образом украшений этой великой женщины? Ничего. Я – всего лишь Мэй, обыкновенная женщина, мечтающая о красивой жизни. И что умею я, кроме как покупать и перепродавать кольца и браслеты, колье и золотые безделушки, некогда принадлежавшие сильным мира сего? Да ничего. Я не умею даже любить так, как умеет это делать Арчи…

Она вот уже целый час сидела в кабинете Арчи. Ей нравилось здесь, было тепло, уютно и пахло горящими поленьями из камина. Мэй осторожно выдвинула ящик письменного стола и увидела в нем разорванное в клочья письмо. Это был результат анализа ДНК, который содержал в себе тайну рождения Лоры. Кто отец Лоры? Кто? Раз Арчи разорвал документ, значит, ему неважно, кто ее настоящий отец. И разве это не является доказательством его любви и к Лоре, и к самой Мэй?

Послышался шум мотора. Мэй поднялась из-за стола и увидела в окно подъезжающий к дому автомобиль. Это Арчи вернулся из Лондона. Сейчас Мардж выйдет из кухни и вместе с садовником Салливаном станет выгружать из машины продукты. Потом Арчи поднимется к себе, переоденется, заглянет к Мэй и позовет ее ужинать…

Вот он, Салливан. Нестарый еще мужчина в потертом комбинезоне и толстом свитере. Влюбленный в нее по самые уши садовник, который вместе с ней разыграл как по нотам мистический спектакль с несуществующей могилой, каменными плитами и рыжим париком… Она до сих пор не могла понять, как он согласился выполнить все ее условия и так долго хранить ее тайну. Может, он так ревновал Мэй к Арчи, что решил воспользоваться случаем лишний раз заставить его страдать? Но разве он не понимал, что превратил жизнь своего хозяина в настоящий ад? Ведь если бы он в свое время признался Арчи в том, что Мэй жива, стал бы Вудз терпеть в своем доме шантажировавшую его Эдит?

Но теперь и это в прошлом.

Мэй вышла из кабинета и плотно прикрыла за собой дверь. Спустилась вниз. Приближалось Рождество, и в столовой стояла нарядная ель. Запах ее, смешанный с ароматом полыхающих в камине поленьев, был так силен, что Мэй на несколько мгновений перенеслась в свое прошлое. Много лет тому назад она попала в Гринвуд… Тогда было лето, но шел дождь, и Мардж развела огонь в камине. Запах был такой же сильный. Старый Джеймс Вудз вошел в столовую, а в руках его была большая коробка, в которой лежал балетный костюм из газа и кружев. Вудз-старший жестом попросил Мэй надеть его и, когда она надела, обнял ее и поцеловал. А потом она танцевала ему в библиотеке под музыку… Возможно, именно тогда, в библиотеке, и была зачата Лора. А может, в домике Салливана, в объятиях Вудза-младшего. Мэй тогда не покидало ощущение, что все, что с ней происходит, – сон… Тело ее просыпалось быстрее, чем душа. И когда она пришла в себя, было уже поздно. Она поняла, что беременна, и срочно засобиралась домой. Настроение ее так резко изменилось, что она не узнавала себя. Теперь ей казалось, что все вокруг подлые и предатели. Ниночка, по ее мнению, отдала ее в чужие руки, чтобы провернуть сделку с Фаберже. Вудзы так и вовсе использовали ее как хотели… Весь романтизм выветрился сразу же, как только она поняла, что зачала. И мир вокруг нее покрылся налетом грязи и пошлости. И лишь рождение Лоры внесло в ее жизнь краски радости и кратковременного счастья…