Яд и мед

– Соблазн, – задумчиво проговорил Алексей Алексеевич, глядя на Евгению Георгиевну Вольф, которая сидела напротив. – Соблазн, искушение, Евгения Георгиевна, вот что это такое. Воплощенный соблазн. Ärgernis an sich!

Старушка подняла голову, улыбнулась и сказала:

– Будет гроза.

На тарелке перед ней лежало печеное яблоко – это был обычный ее ужин.

Вот уже двадцать лет полувыжившая из ума гувернантка, хорошо помнившая те времена, когда дед Алексея Алексеевича был «заносчивым юнцом», страдала странной формой глухоты: она ничего не слышала при свете дня, зато в темноте могла по звуку шагов определить, кто из слуг крадется в гости к Жу-Жу, распущенной внучке кривого конюха. И если нужно было сообщить старушке что-то важное, в ее комнате попросту задували свечу.

Князь допил вино, пожелал Евгении Георгиевне спокойной ночи, поднялся к себе, сел за стол, отодвинул Достоевского, открыл дневник в кожаном переплете, закурил и выпустил дым в открытое окно.

О да, соблазн, искушение, Ärgernis, жуть и погибель. И у этого соблазна было имя – Софочка, страшная тайна, point faible Алексея Алексеевича Осорьина. Софочка Яишникова, вдруг воскресшая на берегу Красного ручья в образе гигантской нагой женщины. Этого не могло быть, но это произошло. Софочка умерла много лет назад, о ней и вообще о семье Яишниковых в округе давно не вспоминали, и поначалу князь даже себе не хотел признаваться в том, что узнал в гигантской женщине Софочку, и вот вдруг она явилась – ангельское лицо блудницы, пятнадцать метров и тысяча килограммов похоти, ужаса и стыда. Много лет носил в душе ее мерзкий образ Алексей Алексеевич, много лет молил Бога простить его за Софочку, пытаясь забыть ее, но по ночам она являлась, мило шепелявила, называя его белямишей и Алешенькой, томно улыбалась, ложилась рядом, прижималась к нему, впивалась в его плоть своими жемчужными неровными зубами, норовя добраться до сердца, до мерзкого сердца его…

Жена князя Осорьина умерла внезапно, и богатый и знатный вдовец стал желаннейшим гостем в домах, где томились дочери на выданье. Алексей Алексеевич, однако, игнорировал все намеки на новый брак. Из гигиенических соображений он завел опытную любовницу-демимонденку, с которой встречался по средам и субботам, а в деревне его ждала дриада Настенька, младшая дочь старухи-ключницы, милая девушка с глазами жертвенной лани. Дворовые называли ее полубарыней и посмеивались над ее заиканьем, но без злобы.

Алексей Алексеевич был твердо убежден в том, что страсть ему не грозит. Он много работал, занимался воспитанием единственной дочери Катеньки, обустраивал поместье – жил полной жизнью, пока Софочка Яишникова не разнесла эту жизнь вдребезги.