Яд иллюзий

 – Пришла, – сказал он без ноты сомнения, будто по-другому и быть не могло. – Рад тебя видеть, хоть и место не совсем благоприятное. Да и в отделении не весть что твориться.

 – Черныш взбешен? Небось, кроет меня на чем свет стоит, – предположила я.

 – Да не то чтоб очень, – поделился капитан, почесав подбородок. – Но указание дал строгое – никаких журналистов, никаких сообщений в прессу. Но газета, разумеется, обязана реабилитироваться… Черныш не позволит кому бы то ни было мешать его работе, – усмехнулся Алексей. – Я за малым уже убедил его, что вчерашняя пошлость – не твоих рук дело, что произошла банальная утечка информации…

 – Леша, это лишнее, – успокоила я друга. – Тебе не обязательно меня выгораживать, я больше не имею отношения ни к газете, ни к криминальным новостям.

 – Как так? – Лицо Борщева приобрело вид простодушного изумления, он уставился на меня, не зная, что сказать по этому поводу и только беспомощно хлопал глазами.

 – Но ведь любая газета только и ждет, как зацапать тебя, – вымолвил он, в конце концов.

 – Никаких больше газет! – заключила я категорически.

 – За столько месяцев я привык к твоему обществу, – признался Леша. – Трудно представить, как может быть иначе…

 – В таком маленьком городе мы, так или иначе, будем пересекаться, – добавила я с улыбкой, видя, что мое сообщение не на шутку его огорчило. – Скажи лучше, что ожидает Гришина, если это, конечно, не тайна. Его отпустят после того, как алиби подтвердилось?

 – Шутишь, – вздохнул капитан. – После последней «криминальной хроники», его порвут прямо у стен милиции. Нет уж, пока посидит на гос-пайке. Это самое алиби – ничем не лучше нового обвинения. Но, как говорится, из двух зол – выбирай меньшее. Потому и пришлось ему разоблачить собственный притон. С виду – обычное придорожное кафе, а на деле – бордель. Так что, сама понимаешь. Ну да ладно, расхлебается как-нибудь. Мне вот другое покоя не дает: как это чертово фото попало в газету?

 – Леша, я должна тебе кое в чем признаться, – сказала я, понизив голос, заметив, что лейтенант Лихачев все еще вертится около нас, как коршун и, без сомнения, слышит каждое слово.

 Взяв капитана под локоть, я отвела его в сторону шагов на десять и тогда, посмотрев ему прямо в глаза, спросила:

 – Помнишь, как в тот день, когда нашли тело Мирославы Липки, ты показывал мне снимки с места преступления?

 – Само собою…

 – Вот тогда я и своронила один из них… Прости!

 – Что? – Глаза Борщева чуть не повыпрыгивали от удивления. Он скорее был склонен заподозрить меня в неадекватности, истерике, сумасшествии, чем в подобной выходке.

 – Не спрашивай, зачем я это сделала. Но клянусь, не ради статьи, и тем более, не ради газеты. В руки редактора снимок попал случайно. А ты тут ни при чем…

 Переборов, наконец, приступ шока, Борщев подумал с минуту и, наконец, заключил:

 – Знаешь, Ань, я бы очень хотел, чтобы эта деталь осталась между нами, хорошо? – В том послышалась не так просьба, как требование. – А еще лучше – забудь! Договорились? Не суть важна…

 Я, конечно же, согласилась, почувствовав долгожданное облегчение, после чего Алексей стал подгонять своего напарника возвращаться в отделение, и нам пришлось попрощаться.

* * *

 Меня окликнула Лариса Михайловна, смутив невольно тем, что не испытывала ко мне ни гнева, ни осуждения. Ведь я наверняка должна была являть собою, по ее соображению, человеконенавидящее  существо, нагло плюющее на все признаки чести и морали.

 От нее исходил приторный аромат валерьянки, а голос звучал глухо, как будто на одной ноте.

 – Злые убеждения не привели бы тебя сюда, я знаю. Кирилл мне все объяснил про статью…

 От этих слов я невольно вздохнула от облегчения. Под руку женщину держала Алиса и не отходила ни на шаг. С момента моего появления здесь, девушка не прекращала напряженно поглядывать в мою сторону, стараясь показать обжигающим взглядом, что я абсолютно лишняя в этой компании. Когда же я спросила, почему на похоронах не присутствует Кирилл, она сделала резкое телодвижение, поддавшись немного вперед, словно стремясь отгородить от меня руководительницу, которая могла рассказать мне что-то лишнее. Так, во всяком случае, мне показалось, хотя не исключено, что это был обычный, плохо сдерживаемый порыв ярости, при котором девушке захотелось ударить меня, либо просто оттолкнуть, чтобы я не лезла не в свое дело.

 Лариса Михайловна сокрушенно покачала головой.

 – Не понимаю… Его никто не может найти, после того, как мы поговорили вчера, после того, как у вас едва не произошла эта глупая авария. Мобильный не отвечает. Нам дали разрешение на похороны только сегодня в обед. Театр взял на себя все обязательства, все уже было готово, оттягивать было безрассудно… Хотя мы и понимали, мы все понимали, как он расстроится! - Красные глаза наполнились слезами, но мне показалось - самой кровью.

 Я пересилила всплывающую вспышку боли в душе, которая судорогой прошлась по сердцу.

 – Вы не возражаете, если я переговорю с Алисой, – спросила я у женщины, нарочно проигнорировав при этом саму девушку.