Яд Минувшего. Часть 1

Преступник подлежит суду и казни, однако мы не можем забыть о былой верности Гонтов и о том, что Удо Борн оказал нам и Талигойе неоценимую услугу, разыскав раненного в бою с войсками узурпатора герцога Окделла. Учитывая ходатайство Его Высокопреосвященства Левия и Ее Высочества Матильды Алатской, мы оставляем Удо Борну жизнь и приговариваем его к пожизненному изгнанию с лишением титула и дарованной нами собственности.

Удо Борн сегодня же навсегда покинет Талигойю, и ни он сам, ни его потомство не пересекут границу под страхом немедленной смерти. Мы же во имя чести эориев велим по возможности избегать разговоров о его преступлении. Герб Гонтов мы передадим ближайшему из потомков казненного узурпаторами Рутгерта Гонта.

И пусть наша мягкость в отношении Удо Борна не станет соблазном для прочих. Тот, кто оскорбит своего короля и поднимет руку на наших верных вассалов, умрет, какими бы ни были его предыдущие заслуги и кто бы за него ни просил. Да будет так, а теперь все, кроме герцога Окделла, свободны.

2

— Гица. — Лаци тщательно подкрутил смоляные усы, сейчас гадость скажет. — Куда ж теперь гици Удо подастся?

— Я ему не бабка, — огрызнулась Матильда, предвкушая хорошую ссору. — Куда захочет, туда и поедет.

— А чего б ему в Сакаци не поехать? — закинул удочку доезжачий. — Да и нам заодно?

Домой хочет. Можно подумать, Оллария, тьфу ты, Ракана поперек горла одному Ласло Надю. Принцесса мотнула стриженой головой не хуже Бочки и уткнулась в присланные внуком побрякушки. Роскошные камни оправили заново, и это было противно. Лучше б тащил как есть: грабеж честнее кражи, недаром о разбойниках песни поют, а ворье на виселицу волокут, никто и не чихнет.

— Гица, — не унимался Ласло, — чего нам тут ловить? На гици Робера напали, гици Удо отъезжает, а мы чего?

— А того, — попыталась объяснить принцесса, — что Альдо не до конца сдурел. Может, одумается еще. Сотвори он с Удо что-то пакостное, уехала б…

— Ой ли, — свел брови доезжачий. Вот ведь зараза, вроде и злится, а глаза, что у кота на крыше.

— Чтоб меня Охотнички стоптали, уехала бы!

Альдо, паршивец, это понял, потому и сдал назад. И снова сдаст. Бабка ему нужна, значит, сидеть ей в Талиге и хватать за хвост одной рукой внука, другой — Робера.

— Чтоб друга за подначку прикончить, — не унимался доезжачий, — не сдуреть надо, а взбеситься. Друзьями на Изломе только дурной швыряется.

— А он и есть дурной, — топнула ногой Матильда, — только внук он мне, понял? Сама такое вырастила, сама с ним и сдохну! А ты и вправду отправляйся, надоел!

— Ох, гица шутить мастерица, — в черных глазах вспыхнули искры, — только я от гицы никуда.

— А никуда — терпи! — велела Матильда. Любовник в ответ только головой покачал: терпел, дескать, и буду терпеть. Жаль, ночь далеко. Ее Высочество усмехнулась и высыпала дареное барахло из шкатулки с очередным Зверем. В блестящей кучке сверкнула живая искра. Ройя! Не хуже, чем у братца Альберта. Принцесса взяла холодную звезду двумя пальцами, поднесла к глазам. Краденый камень лип к рукам, к глазам, к сердцу, не отцепишься. Хозяина предал, а к ней пристал! Матильда швырнула ройю в шкатулку и встала.

— Надо дурня этого проводить, а то дороги не будет.

— Проводим, гица, — поддержал Лаци. — Только впятером дорога короче вчетверо. Сама гица, я при гице, да трое гици — Удо с Дугласом да Эпинэ. Крысюк-то его истосковался весь, как бы не околел…

— Отстань! — Доезжачий сверкнул белыми зубами и отстал. Ну и пусть, она тоже отворачиваться умеет. Ее Высочество почесала щеку и уставилась в камин. Надо было в юности удрать с Фереком, а не с Фереком, так с Пиштой или с Шани. В Алати красавцев пруд пруди, но ей белокурый голубок понадобился. Вот и огребла на старости лет!

Что-то скрипнуло, потом еще раз. Лаци ходит легко, даже в сапогах, это паркет рассохся, даром что дворцовый.

— Куда собрался? — Как пляшет огонь… Ему все равно, где гореть. Были б дрова, и ладно.

— На конюшню. — Морда волчья, стал и смотрит, аж затылок горит. — Коней промять.

— Собрался, так иди. — А вот не обернется она. Не обернется, и все!

Лаци улыбнулся, подошел к камину, присел, поворошил угли. Уходить мерзавец не собирался, а вот дверь запирать придется, чует ее сердце. Кочерга еще раз ткнула поленья.

— Хорошо горят, гица. Жарко.

— Жарко, — согласилась Матильда. Сосна, одно слово… Тьфу ты!

Двери надо запирать вовремя, особенно во дворцах. Не запер, сам виноват. Ее Высочество обернулась на стук со всей возможной царственностью. Лаци уже стоял у окна: руки сложены на груди, волосы приглажены, вот ведь прохвост!

— Ваше Высочество, прошу меня простить. — Гимнет-капитан Мевен торопливо преклонил колено. Белая туника с рукавами и лиловым поясом превращала беднягу в какого-то мукомола. — Воля его Величества.

— Что случилось? — Принцесса не укусила визитера исключительно из личного расположения. Мевен был первым талигойцем, понравившимся принцессе без всяких оговорок. Вторым стал Джеймс Рокслей, бедняга…

— Его Величество требует к себе капитана Надя, — сообщил Мевен, — незамедлительно.