- Не думаю. - Взгляд адвоката стал еще острее. - Альдо Ракану нужно не торжество закона, а смертный приговор. Добиться его с помощью древних кодексов невозможно. Разве что поискать прецеденты в области сговора с иноземными державами или их властителями с целью отторжения от анаксии тех или иных земель, передачи их под иноземное управление и удержания в этом состоянии. С точки зрения закона неважно, о каких землях речь - пусть даже о сердце страны или всей стране.
- Прошу прощения, - Робер отложил вилку и схватился за бокал, - я сейчас сойду с ума.
- Прошу вас воздержаться, - улыбнулся адвокат, - и забыть мои умствования, тем более Кракл и Феншо пошли по избитой стезе. Они решили утопить подсудимого в полуправде и вранье, которое невозможно опровергнуть, как бы нелепо оно ни звучало. Надо отдать обвинению справедливость, оно проявило недюжинную изобретательность. Говорю вам как юрист.
- Да, - пробормотал Робер, отпихивая вернувшегося Клемента, - один Оллар чего стоит… «Король Талига не может лгать». Это - конец.
- Как раз этот довод отмести легче легкого. - Мэтр Инголс отложил вилку и поднял палец. - Сильвестр, или, если угодно, Дорак, королем не был, а Фердинанд дает показания с чужих слов и не в состоянии доказать, что кардинал говорил правду. Другое дело, что обратного тоже не доказать.
Не доказать, но ведь Алва и не доказывает.
- Закатные твари! - Ярость молнией рванулась из каких-то закоулков души. - Алва не дурак! Он не просто маршал, он все ваши дурацкие договоры знает, так за каким змеем он молчит?
- Самое простое объяснение - это болезнь, - предположил Инголс. - Вы обратили внимание, как герцог держит голову? Готов поклясться, она раскалывается. В таком положении не до защиты, тем более итог суда очевиден.
- Болезнь - повод отложить суд. - Против этого не возразит даже Альдо, особенно если за дело возьмется Левий, а он возьмется.
- Если подсудимый отрицает свою болезнь и находится в здравом уме и твердой памяти, а он находится, вы ничего не добьетесь. У Алвы были все возможности требовать отсрочки, он предпочел отказаться от защитника, а теперь и от защиты.
Отказался. Но Ворон не из тех, кто сдается. У него остается последнее слово, может быть, дело в этом, но врач ему нужен. Настоящий врач, а не коновал и не придворный лизоблюд. Левий должен найти подходящего…
- Прежде чем нам подадут горячее, следует покончить с делами. Вы определились с ценой?
- Монсеньор, давайте поговорим об этом после процесса… Я намерен окончить свои дни в Западной Придде. Надеюсь, изгнание из Ружского дворца послужит мне хорошей рекомендацией при вступлении в палату судебных защитников славного города Хексберг. Как видите, определенные дивиденды я получил, и немалые. Тем не менее я не откажусь и от ваших денег. Кстати, вы не хотите передать письмо вашему кузену по матушке? Я имею в виду графа Ариго.
В этом есть свой смысл. Что бы ни натворил Жермон в юности, он стал торским бароном и генералом. Такое даром не дается.
- Я отвечу вам вашими же словами. После про цесса.
Глава 10. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)
1
- Высокий Суд выслушает Августа Штанцлера. Пусть свидетель войдет. - Дик ждал этих слов тре тий день, и все равно они прозвучали неожиданно, а судебный пристав уже распахивал дверь.
- Август Штанцлер, Высокий Суд ждет ваших слов.
- Август Штанцлер здесь. - Эр Август шагнул в зал, и Дикон с облегчением увидел, что на старике нет цепей. Альдо при всем своем предубеждении к бывшему кансилльеру оставался рыцарем, но лучше бы он внял голосу рассудка. Пусть Штанцлеры не эории, это еще не преступление. Люра тоже не мог похвастаться знатным происхождением, а победой сюзерен обязан в первую очередь ему! Кан-силльер, кем бы ни был его предок, всю жизнь служил Талигойе, а ошибся только один раз.
Да, он оскорбил Эпинэ, но как можно равнять все им сделанное с тем, что и виной-то не назвать?! Нет, если кто и вправе укорить Августа Штанцлера, так это Повелитель Скал, согласившийся с его доводами и готовившийся умереть, чтобы жили другие, но Ричард Окделл не обвиняет, обвиняет скрывавшийся в Агарисе Эпинэ…
- Назовите свое имя. - Гуэций встречает свидетелей одним и тем же вопросом, и все же в подобном обращении к тому, перед кем раньше вставал, есть что-то оскорбительное. К счастью, военные живут по другим законам, для них главное не бумаги, а Честь.
- Я - Август, второй граф Штанцлер, - спокойно произнес бывший кансилльер, ничем не выказывая ни возмущения, ни страха.
- Поднимитесь на кафедру и принесите присягу. - Кортней бубнил, не поднимая головы от бумаг, и Ричард готов был поклясться, что гуэцию не по себе.
- Именем Создателя, жизнью государя и своей Честью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу. - Рука эра Августа спокойно легла на обложку Эсператии, но клятва была не нужна, Штанцлер лгал только врагам. Чтобы спасти друзей.